Очень плохая наследственность

Я видел глазами многих моих давно падших родичей. Я бежал впереди стаи по твёрдому снежному насту, загоняя добычу. Небо озаряло северное сияние. И такой азарт, такая радость пронизывала каждую клеточку моего тела.

Я видел огненную стену, гнавшую нас на юг, ужас беспомощности опалял сильнее, чем огонь, пожирающий наши тела.

Я познал одиночество каждого из нас, оказавшегося в незнакомой стране, в большом ли или малом городе.

Жистал — не место. Он — наш господин, ритуал и договор. Кровь просыпается только после поедания сердца охотника. Сила требует добровольной жертвы. Мы получаем память многих поколений, память каждого из нас.

Я открыл глаза. О, как громко стучали капли по холодному камню. Как ярко светили звёзды. Сломанный и скованный, мой родич лежал в отвратительной жиже. Сколь много страданий принесла ему надежда. Дюжина лет прошла с тех пор, как он знавал свободу. Целых двенадцать лет ни луна, ни звёзды не освещали ему путь. Так долго он не знал жаркого предвкушения в погоне за добычей, когда, казалось, каждая клеточка тела вибрирует в нетерпении. Двенадцать лет унижений и боли в заточении у предателей.

Я поднял глаза к небольшому окошку в потолке и завыл. Я горевал о том, кого видел лишь раз, но узнал так, как никогда не узнает один человек другого. Все надежды, страхи, желания, стремления и цели я пережил вместе с ним. Первая любовь, охота и дружба — я прошёл незримой тенью рядом с ним. И вместе с ним умерла часть меня. Я воплотил всё это в единый, долгий и печальный звук, однако ответил мне ветер, гулявший далеко-далеко над соснами.

Я выбрался из погреба на поверхность. Свет звёзд резкими линиями очерчивал силуэт дома, каждая трещина в бревне, каждый камень фундамента, ветка в ограде — я видел всё с необычайной чёткостью. Я мог различить корни сосен, выступающих над обрывом на другом конце деревни. Из окна на меня смотрели два янтарно-жёлтых глаза, подойдя ближе, я осознал, что это моё отражение. Лицо изменилось: приоткрытый вытянутый рот, образующий волчью пасть, уши, острые уши, прижатые к голове. Лицо покрывала угольно-чёрная шерсть. Я поднял руку, коснувшись отражения. Когти на удлинившихся пальцах прочертили царапины на стекле.

От ощущения сдерживаемой силы перехватило дыхание. Я упал на колени, тяжело дыша, с удивлением обнаружив, что мне гораздо привычней касаться земли всеми конечностями. Задрав голову к безмолвно взиравшим с чёрного неба звёздам, я снова завыл. В животе зарождался гнев, он яростными волнами, с каждой из них усиливаясь, подступал к горлу.

Свенлик и его жалкие подданные заплатят за содеянное. Звериная кровь, договор, бегущий по венам, обжигал желанием мстить, рвать и кусать, пока не останется никого живого, кроме меня, пока шторм, возникший из древней памяти, не утихнет, пока не улягутся последние круги на воде.

Дверь дома Свенлика разлетелась щепками, когда я ворвался внутрь. Застыв посреди комнаты, я втянул носом воздух: дом пустовал. В ярости я принялся крушить стеллажи с припасами и дурацкими болванчиками. Теперь я знал, чьи морды они изображают.

Двигаясь от дома к дому, я оставлял за собой разрушения, всё больше распаляясь, поскольку не мог насытить объявшее меня желание отомстить. Дома покинули, оставив всё как есть: еду на столах, горящие очаги, примятые и скомканные одеяла на кроватях.

Едва ли час минул, когда я оказался на дороге, в нос ударил запах, очень знакомый: так пахло в доме Свенлика, это был его запах. Из горла исторглось низкое рычание.

Где же они могли ещё быть, как не в круге из каменных менгиров. Они попытаются устроить мне засаду, пленить или убить. Только так у них самих есть шанс остаться в живых.

Я рванул с места, выбросив из-под превратившихся в лапы рук комья грязи. Несколько ударов сердца, и я на вершине горы. Ветер шумит в ушах, я чую их след и даже различаю следы, оставленные на сырой земле, много следов. Они уводят с дороги, меж зарослей папоротника, по густому мху к кругу менгиров. Но здесь нужно остановиться, сжаться в пружину, готовую распрямиться. Низко припадая к земле, приблизиться к кругу камней. Нечто бесформенной грудой лежит в центре круга. Воздух пропитался запахом свежей крови. Всё ближе и ближе, пока до круга не остаётся один последний прыжок. Всего один удар сердца, и я приземляюсь рядом с телом, зубы вгрызаются в плоть, вырывая куски мяса, снова терзая, разрывая мышцы, сухожилия и кожу столь легко, будто это куски бумаги. Тёплая, ещё не остывшая кровь пьянит.