Очень плохая наследственность

— Холодно на улице, надо бы вам согреться. Да и каким бы я был хозяином, если бы не угостил вас, — с этими словами Свенлик схватил один из кувшинов со стеллажа и стал наливать во взятую со стола кружку янтарную жидкость.

— Мистер Свенлик, сэр…

— Просто Старшой, — перебил он меня.

— Старшой, я признателен вам за ваше гостеприимство, но Мий сказал, что вы мне поможете. Я ищу место, зовущееся «Жистал», — на одном дыхании выпалил я, боясь, что толстяк снова меня перебьёт.

Он помолчал некоторое время, глядя на меня, а затем сказал:

— Попробуйте, сам делал. Такого в городе нет, — он передал мне кружку, до краёв наполненную пахнущей мёдом и травами жидкостью.

— Разве что немного. Спасибо, — я выдохнул и сделал один большой глоток. Жидкость обожгла мне губы, но вдруг приятное тепло наполнило тело.

— Присаживайтесь. Стол накрыт, нужно есть, пока не остыло, — я согласно кивнул. Приятная тяжесть наполнила ноги. И я порадовался, что до стола было всего пара шагов.

Я ел и пил, Свенлик что-то говорил, но я никак не мог разобрать слова. Его жена бегала вокруг, меняла одну миску на другую. Свенлик всё наполнял и наполнял мою кружку из, казалось, никогда не пустеющего кувшина. Почему же он никогда не пустел, а еда почему-то всё никак не могла меня насытить, как и слова Свенлика, не дающие ответов на вопросы? Всё сложнее и сложнее становилось концентрироваться на словах хозяина, они вились вокруг меня сонными мухами, однако стремительно улетали при малейшей попытке словить хоть одну.

Я открыл глаза и тут же их закрыл, прячась от безжалостного солнца. А от его света глухой пульсацией в висках застучала боль. Я выждал тридцать ударов сердца, а затем снова попытался открыть глаза, но теперь медленно и осторожно. Свет бил прямо из окна в бревенчатой стене, в воздухе кружились пылинки. Я повернул голову и уставился в дощатый потолок, меж щелей виднелись соломинки. Под головой при этом зашуршала грубая ткань наволочки. Понадобилось несколько минут, чтобы понять, кто я и где нахожусь.

Небольшая комната с одним окном и грубой деревянной тумбочкой у кровати, на которой лежало чистое белое полотенце, кувшин с водой и большая миска. Там же стояло мутноватое зеркальце.

Ещё пару минут понадобилось, чтобы привыкнуть к вновь застучавшей в висках боли, когда я сел, спустив босые ноги на пол. Похоже, я спал в одежде, но без ботинок, их нигде не было видно.

В горле застрял горьковатый комок, язык ощущался как кусок наждачки. Я провёл им по потрескавшимся губам. С неким раздражением снял с уголка губ небольшое пёрышко. Поднёс его к глазам. Чёрное, отливающее синевой, я отбросил его в сторону.

Прохладная вода на лице немного прояснила восприятие. Посмотрев в зеркало, я заметил небольшую царапину над левой бровью.

Я не напивался так очень давно. Гостеприимство Свенлика не знало границ. Судя по всему, вчера оно заполнило мой желудок самодельным алкоголем, который постепенно смешивался с кровью, бегущей по моим венам, пока чаша не переполнилась, пока не смыла изрядный кусок моих воспоминаний — как будто лист с записями вырвали, не оставив и следа.

Я прошлёпал босыми ногами по тёсаным доскам пола к двери, несмело толкнул её. Зловеще заскрипев, дверь стукнулась ручкой о стену и замерла. Я обнаружил себя на выходе из комнаты с правой стороны от очага. Сделал ещё пару шагов. В воздухе слегка пахло дымом. Пустой стол, те же стеллажи с припасами и нелепыми болванчиками. Золотистый свет лился в окна. Я прошёл к входной двери, толкнул её. Солнце ворвалось в помещение, ослепило меня. Понадобилось с пару десятков секунд, чтобы привыкнуть к нему и унять вновь запульсировавшую в висках боль.

Я вдохнул полной грудью сырой воздух, отдававший прохладой. Окинул взглядом окружающее пространство. День вдохнул жизнь в посёлок, придал краскам глубину и объём. Серые лачуги не казались теперь мне мрачными, копающиеся в земле кое-где вдалеке люди стали всего лишь людьми, привычными к ручному труду. Я заметил тропинку справа, протоптанную в траве у самого дома, за высохшим цветником. Она тянулась до самого угла и там заворачивала за него.

Что же, если гостеприимного хозяина или хозяйку и можно где-то найти в это время дня, так это копающимися в огороде, — подумал я и сделал шаг с возвышенности, служившей крыльцом дома.

От земли тянуло холодом, я ощущал каждый камушек и веточку босыми ступнями, пучки травы бугрились под ногами. Завернув за угол, я обнаружил, что плетень огораживает весь дом. Трава стала гуще. Ни огорода, ни вспаханной земли, ничего, только трава. Чем дальше я шёл, тем сильнее веяло холодом от земли. Я остановился и посмотрел вниз. Пальцы ног медленно скрывались в проступавшей из грунта мутной холодной воде. Меня передёрнуло, то ли от неприятных ощущений, то ли от отвращения.