Очень плохая наследственность

Подушку пропитала влага, хлопчатобумажная майка тоже влажно липла к телу. По коже с холодком озноба пробегали мурашки. Но я чувствовал себя лучше, голова не болела, кожа больше не горела. Я стянул с себя мокрую одежду, развесив её в ногах на спинке кровати.

Завтра же узнаю, где здесь можно принять душ, — решил я. — Да даже купание в реке помогло бы смыть следы пота и пыли.

Я даже на миг задумался, а не выйти ли под ливень и не постоять под ним. И тут же вспомнил, как местные пялились на меня. Думаю, картина гостя, разгуливающего голышом ночью под дождём, окончательно убедит их в необходимости взяться за топоры и вилы. Скорее всего, та сумасшедшая древняя карга первой схватится за трость.

Переодевшись в сухое и чистое, я улёгся в кровать, размышляя о том, как бы завтра наконец заставить Свенлика рассказать мне всё, что я хочу знать.

Видимо, вскоре я задремал, поскольку разбудил меня стук в дверь, а в окно лился свет, рассеянный то ли ранним утром, то ли тучами.

— Да-да, уже иду, — подал голос я и закашлялся. Горло саднило, кожу на лице стянуло, мышцы на ногах ныли так, словно я пробежал несколько сотен миль.

— Боже, — простонал я. — Это место меня убивает. Лучше бы остался дома и шатался вечерами по тавернам. К чёрту деревенщин с их клятым лесом и моими родственниками, о которых почему-то никто мне не хочет говорить.

Я прошёл в основную комнату, там, в паре шагов от входной двери, стояла жена Свенлика и улыбалась.

— Доброе утро, мадам, — обратился я к ней. Нечто в улыбке пухлой женщины меня нервировало, некая натянутость, маленькие глазки бегали по комнате, стараясь уйти от прямого контакта с моим взглядом.

— Я накрыла на стол, кушайте, молодой человек. Муж скоро придёт. Он отлучился, — женщина сделала паузу, — по делам, — голос хозяйки оказался высокий и дребезжащий. Как будто где-то в этой туше сидела маленькая девочка и вещала из глубины колодца. Говоря это, она медленно пятилась к двери, переставляя одетые в резиновые сапоги ноги.

— А вы случайно не знаете… — не успел я договорить, как дверь за ней захлопнулась.

Завтрак остался в точности таким же, как и вчера: молоко, хлеб, сыр. Я отломил край хлеба и принялся медленно его пережёвывать, опёршись спиной о стол. Мысли хаотично ворочались в голове, нехотя соединялись одна с другой, выстраиваясь в хилые цепочки размышлений. Слишком подозрительно выглядело гостеприимство Свенлика, особенно человеку, привыкшему к жизни в месте, где обычно разговоры ведутся в агрессивной манере. Дело было даже не в этом, меня раздражало настойчивое избегание Свенликом разговора о Жистале.

Возможно, стоило посмотреть боковым зрением? То есть пройти дальше по дороге и посмотреть, на что я мог бы там наткнуться. Прогулка на свежем воздухе, что может быть лучше?

Я вышел навстречу утру. Оно встретило меня туманом, густо укрывавшим всё вокруг молочно-белым цветом. Я заворожённо двинулся вперёд по дороге, ботинки временами глубоко погружались в размякший грунт, раздавалось всасывающее чавканье, когда я переставлял ноги.

Из тумана массивными силуэтами выступали дома, но не целиком, рваными кусками. Я довольно быстро промок, поскольку крупная водяная взвесь пропитала и куртку, и хлопчатобумажную майку. Хорошо хоть ветра не было, иначе я бы давно продрог.

Однажды в таверне я услышал, что реальность существует лишь в наших головах; собеседник изрядно набрался, кажется, он работал профессором в местном университете. Он говорил, как мы создаём у себя в голове мир и людей вокруг на основе информации, полученной от органов чувств, и реальность каждого может разниться от человека к человеку. Да и можно ли быть уверенным, что он сам существует? В смысле как человек, с которым я в данный момент говорю.

Нет, похоже он не был профессором, пьянчужка, который хотел набраться за мой счёт. Пару рюмок я ему оплатил из чистого интереса.

Однако сейчас, на этой самой дороге, я склонен был ему поверить. Вот она, реальность: она появляется там, где я смотрю на неё, когда приближаюсь, и исчезает, когда я прохожу мимо, когда мой взгляд создаёт очередной корявый плетень и кусок покосившейся лачуги с поросшей бурыми пятнами мха крышей.

Наконец дорога пошла в гору, дома закончились. Посреди дороги я явственно видел промытый след от потока, стекавшего сверху. Внизу должна была образоваться лужа, но жадная почва поглотила всю влагу, отдавая лишь малую её часть в виде тумана.

Склон закончился, в лицо мне подул лёгкий ветерок, пробежав своими холодными пальцами по мокрой одежде.

Я обернулся. Низина, где стоял посёлок, являла собой одно сплошное белое озеро, от края до края клубился туман, скрывая дома и добрый кусок пространства над ними. Торчали щупальцами корни сосен, некоторые деревья опасно накренились вниз, их ветви уставшими прядями свесились над обрывом. Ещё пара таких ливней, и они упадут вниз, сорвутся, если не успеют вцепиться корнями в неверную почву.