Очень плохой профессор

Не сдержался. Вспылил. Сорвался на ней. Сам не ожидал, что все его сомнения вдруг вырвутся наружу потоком обидных слов. Нужно было сразу обозначить границы, дать понять Ольге, чего стоило и чего не стоило делать в отношении его ребенка. А еще он попросту забыл, что нужно учитывать юный возраст девушки. Ее жизненный опыт ведь был минимален. Может, оттого Вера к ней и потянулась, что не ощущала конкуренции, что видела в Оле подругу или старшую сестру?

Нет. Просто все развивалось слишком быстро. И это не работало им во благо. Слишком резкий получился переход от секса без обязательств до чуть ли не семейных прогулок в парке. И если бы они и дальше двигались в том же направлении, то реальная жизнь встретила бы их реальными проблемами, для решения которых именно ему, как мужчине и главе семьи, пришлось бы прикладывать потом колоссальные усилия.

Разум активно сопротивлялся тому, чтобы воссоединиться с Ольгой. А сердце… Сердце без нее упрямо отказывалось биться.

Обида девушки была слишком глубокой, и вряд ли бы она поняла Матвея и простила. Наверняка, его слова звучали для нее лишь как оправдание. Озеров столько лет сторонился каких-либо отношений, что, даже влюбившись, продолжал это делать. Так ведь было гораздо проще, чем попытаться впустить кого-то в свою жизнь и преодолевать с ним серьезные препятствия, которые повлекло бы за собой такое решение.

Но к понедельнику состояние профессора усугубилось.

Дышать без Ольги становилось трудно, жить — практически невыносимо. Он каждые десять минут проверял свой телефон, но всё бесполезно. Тот молчал. Уже в обед Матвей высматривал девушку в коридорах университета и в столовой, и один раз даже спустился на первый этаж и стал кружить возле аудитории, в которой у нее шло занятие по высшей математике.

Матвей Павлович долго размышлял, что скажет Ольге. Строил в уме сложные трехэтажные предложения, которые почему-то казались ему пафосными и глупыми, потом мысленно сменял их банальным «прости», затем снова сомневался и пытался придумать что-то получше. Но ничего не выходило.

«Будь, что будет», — решил он, когда прозвенел звонок.

Замер у подоконника, сложив руки на груди. А когда среди толпы студентов, выходящих из аудитории, показалась она, его дыхание вдруг оборвалось. Сердце заколотилось быстро-быстро, по спине поползли мурашки, а ноги онемели.

В этот момент Ольга подняла взгляд. Заметив мужчину, она даже притормозила немного, удивленно скользнула печальными глазами по его лицу, а затем… равнодушно отвернулась и пошла дальше.

И тогда Озеров не выдержал:

— Алексеева!

Он видел, как в ее щеки бросился жар. Она остановилась.

— Алексеева, подойдите, будьте добры. — Его голос ему больше не подчинялся.

Другие студенты могли это заметить, но профессору было плевать. Он и так уже подозвал Ольгу при всех. Девушка подошла.

— Слушаю вас, Матвей Павлович. — Ее пальцы лихорадочно вцепились в ремень сумки.

— У меня к вам вопрос, Алексеева. — Сказал он и деловито прочистил горло. — Давайте отойдем.

— И какой? — Ее плечи задрожали.

Мужчина дождался, когда одногруппники девушки отдалятся на безопасное расстояние, затем облегченно сбросил с лица маску суровости:

— Оль, прости меня, пожалуйста.

— Хорошо. — Ответила она холодно и немного отстраненно. — Я вас прощаю.

Ольга ему даже в глаза не посмотрела, уставилась куда-то на подбородок.

— Прости, что был с тобой резок. Мне, правда, стыдно. Давай сегодня вечером встретимся и поговорим?

— О чем? — Ее грудь под тонким свитером судорожно поднялась и опустилась. — Об отношениях, у которых нет будущего?

— Оль, я ведь тогда просто не так выразился… Ты мне очень дорога. Клянусь. Просто я не сразу понял это. Давай… встретимся и всё обсудим?

— Вы знаете… Я, пожалуй, откажусь. — Голос девушки прозвучал надтреснуто. — Вы ведь тогда все правильно сказали. Не по пути нам. — Она убрала дрожащей рукой прядь волос от лица. — Мне пора идти, профессор.

Ольга стала разворачиваться, и Озеров понял, что не может дать ей уйти. В их ситуации не было правых и виноватых, всё было очень сложно и вряд ли решаемо, но он не мог расстаться с ней вот так. Мужчина схватил ее за руку:

— Оля…

— Матвей! — Вдруг позвал кто-то.

Озеров повернулся. В десяти метрах от них у лестничного пролета стояла Татьяна Михайловна.

Ольга тут же резко выдернула из его захвата свою руку — лихорадочно, как от ожога, и испуганно прижала к животу. Но преподавательница уже застыла в немом удивлении, невольно застав разыгравшуюся между ними сцену.

— Извините… — пробормотала Алексеева и, опустив взгляд, помчалась вслед за одногруппниками.

Озеров тряхнул головой и медленно сжал пальцы в кулаки.

— Матвей, — проводив заинтересованным взглядом девушку, повторила Татьяна Михайловна. Стуча каблучками, она подошла к нему ближе. — Там тебя все ищут, найти не могут.

— Что-то случилось? — Он не ощущал неловкости, только злость и досаду.

— Тебя… — женщина настороженно оглядела его с ног до головы, — ректор к себе вызывает.

— Спасибо. — Кивнул профессор, сжал челюсти и двинулся по коридору.