Так и дохожу до работы, сконцентрированный пластилин ума. Лавочка. Сижу и курю, до начала обычного 12-часового ада тридцать минут. Подходит Женя. Слегка щурится от солнца. «О, привет, как выходные провел»? «Так, ничего». «Как там твоя, дает»? «Да, нет. Мне сейчас не до этого». Отвечаю я, быстро убрав состояние медитации, радости, расширения, наступившее после концентрации. Слишком оно заметно. «Какой-то ты блять странный все-таки, не пойму я тебя Лакс. Много улыбаешься. Реже надо!!! А я в выходные вот своей сумочку купил на распродаже. Водочки попил заебись. Кореша пришли. Все путем было». «А, да ну ее эту водку нахуй», скривился я. «Надоела она мне». «Да ну, водочки под селедочку самое то. И в баньке попариться», улыбнулся Женя.
Я смотрю на него, и отлично понимаю, как далеко сейчас от него нахожусь, несмотря на приобретенное умение общаться на его языке. Я не люблю его, как трудно сделать то, что сказала Оля. Найти в каждом хорошее! Полюбить. Свобода любить всех? Открываются. Визжат, скрипят, ворота ада, мы проваливаемся в них. Отношение крадет меня. И тут моя внешняя свобода кончается, но зато сокровенная увеличивается...
Я опять выношу пенопластовый мусор, медленно, не торопясь, смотрю какие разные эти куски. Один в виде треугольника, другой квадрата или прямоугольника. Вот что-то невообразимое, абстрактный сюрреализм, изломанность линий, созданная чьим-то сапогом, безжалостно прошедшимся по куче этих обрезков. Я любуюсь солнцем и котенком, прибежавшим со двора...Он мяучит и тянется ко мне. Глажу желтую свалявшуюся шерсть, и котенок урчит, высунув довольный розовый язык. Солнце перемещается выше, во дворе работает сварка...
Еще один Женя, сварщик, на секунду снимает свой шлем и с усмешкой смотрит на меня. «Что-то ты опять странный, Лакси-к». Интонация его голоса подчеркивает желание подколоть. Но мне все равно. «Ты обещал подстричься, а что-то я не вижу. Сколько ты еще будешь портить вид предприятию своими длинными патлами? Представь, придет заказчик. Нормальный мужик. Путевый. Правильный. Посмотрит, а тут один из рабочих странный. Это все испортит». Он конечно слегка несерьезен, но я все равно взрываюсь. «Ну и что? Обещал я!!! Знаешь, очень не люблю, когда мне начинают навязывать, как я должен выглядеть. Это мое личное дело. Захочу, вообще не постригусь». Я раздражен, он оторвал меня от кратковременного созерцания паутинки, летающей по воздуху. Она навела меня на мысль, и вот я ее потерял, забыл, пока отвечал. Проходит Женя, мой напарник. «О, лаксииии-к. А ну ка, станцуй нам. Танцевать умеешь? Как там вы танцуете. Реп танцевать будешь»? И Женя размахивает руками из стороны в сторону, изображая танец. Я улыбнулся. «Нет, не хочу».
Продолжаю собирать пенопласт, мир вокруг так интересен, многомерен, например, оказывается, поразительной красотой обладают осколки кирпичей на дороге. Некоторые треснуты, некоторые нет. Некоторые целые другие нет. Бумажки, грязь, пух, трамвайный билетик плывет по воздуху и попадает на ветку дерева. Через час резкий инопланетный свет с неба смягчают прозрачные перистые облака, около стены завода в пульсирующем стеклянном воздухе вьются мошки, садятся на сизые пятна помета птиц, или на бежевые, от собак и кошек. Все имеет свое место. Оцинкованную помятую сетку забора сотрясает теплый ветер, это спугивает мошек, уносится билетик с дерева, крошка от пенопласта осыпает меня, и я закрываю глаза...
Когда я открываю их, на небе уже другие облака украли солнце, и мир чуть посуровел. Радость во мне тоже тухла, ее место занимало равнодушие и излишняя расслабленность. Движения замедлились, я волочил полистирол на помойку отстраненно от него. Уже не рождалась радость от работы, она надоела мне. Паутинки и кирпичи не интересовали. То, что только миг назад имело смысл, стало бессмысленным. Трещины как трещины..Помет..Фууу! Дерьмо мира!!! Мне захотелось упасть около забора на пыльную траву и посмотреть в небо. Покурить и помечтать о чем-то, не имеющем отношения к осознанию себя. Надоело! Но естественно этого нельзя сделать.
И посему я только украдкой делаю десять быстрых затяжек стоя позади цеха. Мои ботинки испачканы мазутом, роба покрыта пылью и пальцы черные от грязного пенопласта, почему-то воняющего саньем...Черт! Свобода исчезла, думаю, как ее вернуть, но жизнь сама дает ее мне. «Лакс», подходит мой непосредственный начальник, ответственный за полистирольную линию, на которой я и работаю. «Давай бросай эту ерунду, кубы будем варить». Я подхожу к Жене, и мы вместе насыпаем в большие чугунные формы полистироловую крошку...
Я не совсем внимательно это делаю, лопатка, которой надо ровнять, распределять крошку по форме, дергается в сторону и Женя орет: «Осел ебучий, опять тупишь? Учти, мне не нужен такой напарник, который все время тупит». Еще бы я был невнимателен, ведь я подумал о бабочке, которую видел на подоконнике. Она совсем сгнила, и от нее остался только черноватый пух с разноцветными разводами…