Очень сильный пол (сборник)

Меньше всего удивляло его появление Сашки и остальных, он уж привык к их возникновению в самых разных местах, к меняющемуся, но всегда непотребному виду. А к крикам в голове своей давно не прислушивался. Но гостиная его поразила.

Была она не слишком велика и довольно тесно заставлена красного дерева мебелью, настоящей павловской. Во всех углах стояли застекленные горки, в ближней он усмотрел эмалевое яйцо Фаберже, прочие мелочи были примерно того же свойства. Вдоль стены, противоположной двери, стоял, как положено, длинный диван, с жесткой гнутой спинкой, с сиденьем, обтянутым синим полосатым шелком. Перед диваном был круглый стол на львиной мощной ноге, на столе стояла фарфоровая лампа под темно-оранжевым абажуром с золотистой бахромой, лежал альбом для фотокарточек в отделанном металлом, с ирисами и длиннобедрыми дамами, переплете, стояли две гарднеровские чашки, чайник, серебряная сахарница с торчащими из нее щипцами. Слева от дивана – фортепиано с заваленной нотами крышкой, клавиатура была открыта, а свечи в поворотных шандалах сближены к пюпитру и горели. Справа стояли два кресла такого же, что и диван, синего шелка, а между ними второй столик, поменьше, с бутылками, синими и лиловыми стопками и лафитниками, с плетенной из белой соломки тарелкой, на которой лежали бутерброды – пара с паюсной икрой, пара с окороком, несколько с розовыми ломтями лососины…

На диване сидела дама. Лицо ее было в тени, видны были только светлые, слегка распушенные на висках, забранные назад волосы. Лампа освещала белое широкое платье, загорелые руки, сизо вспыхивали камни в ромбе единственного перстня. Ноги дама подобрала, белые ее муаровые туфли чуть косо стояли на полу.

– Позволь, милая, тебе представить, – сказал хозяин и назвал его фамилию, имя и отчество.

– Очень рада… – Дама протянула руку. – Много слышала о вас, и так… вообще, и вот он, – она дотронулась другой рукою до белого пиджачного рукава, – дружочек мой, мне все подробно всегда рассказывает… Очень, искренне рада видеть у нас. Чаю хотите?

– Ты, милая, ей-богу, предлагаешь усталому мужчине чаю, словно в насмешку. – Хозяин сел в кресло, потянулся к бутылкам на маленьком столике. – Водочки? Вот «смирнофф» есть двадцать первый номер, найдется и наша, «Столичная»… Впрочем, что это я? Знаю ведь, что вы шотландское предпочитаете. Простите великодушно, для русского человека, по-моему, странный вкус. Но… мы с вами и поколения разного, и закалки. Прошу, вот есть, кажется, неплохой сорт, как его… а, вот, пожалуйста: Dimple. Любите? Ну так и наливайте себе сами, хелп, как ваши друзья-то говорят, ёселф, а я за льдом… И бутербродцы вот, берите, берите…

Он глотнул, задержал воздух.

– Виски превосходный, – сказал он в тень от лампы, – я и не слыхал прежде о таком. Благодарю… Простите… вы и ваш…

Дама подсказала:

– Друг. Ежели уж тридцать лет вместе, так иначе, чем друг, не назовешь. Прежде сказали бы – любовники, да на такой долгий век одной любви не хватило бы, выходит – друзья…

– Вы и ваш друг… Вы из первой волны, видимо? – Он почувствовал, что и сам начинает говорить в их старомодном, таком прекрасном стиле. Ответил ему уже господин, как раз вернувшийся с хрустальной селедочницей, в которой скользили полые ледышки:

– Другой-то и посудины не нашел, мы лед в напитках не жалуем… из какой, из какой, вы говорите, волны? То есть… о нет, что вы, молодой человек, ни из какой мы не из волны! Правильно, милая? Мы сами, сами по себе… Да не о нас сейчас речь, это все позже, позже. Вы выпили? Ну и прекрасно, и еще налейте, и закусите. Хоть нерусское питье, а заесть-то по-нашему очень рекомендую. И я с вами… чистенькой и бутерброд… А тебе вина?

Он налил и передал даме высокий бокал, красное вино вспыхнуло под светом лампы. Некоторое время все трое молчали, подносили ко рту выпивку и еду, глотали… Наконец хозяин поставил свою рюмку.

– Ну, червячка заморили, и ладно. Сигару?

– Я, если можно, сигарету. – Он похлопал себя по карманам куртки, вытащил мятую голубую пачку Ducados. Хозяин замахал руками:

– Что вы, дорогой мой, с ума сошли, простите, здесь эту вонь испанскую разводить? Здесь дама. Вот, если уж вам угодно, как обычно, крепких, пожалуйста, любимые ваши…

И протянул, взяв со столика, пачку «Принца», сам закурил длинную и тонкую сероватую сигару. Затянулись… Дама чуть отодвинулась от курильщиков, устроилась в уголке дивана, но лицо ее так и осталось в тени.

Все это было похоже на вечер где-нибудь в квартире старых мхатовских актеров – и мебель, и хозяева… Только по стенам не фотографии в ролях, а сплошь темные портреты, мундиры, декольте… Да пол не паркетный, а мраморный под ковром.

– Теперь можно и о делах, – сказал хозяин. С этими словами вместе с креслом передвинулся ближе к лампе, и он наконец смог рассмотреть это лицо как следует.