Очень страшно и немного стыдно

Нельзя сказать, что нахождение Гельминта внутри мистера Одли совсем не сказывалось на здоровье, – иногда у него кружилась голова, проявлялась общая слабость, аппетит то ненормально повышался, то, наоборот, совершенно отсутствовал, случались рассеянные боли в животе. Постоянно звонил доктор и упрекал его в слабости, хотя это была скорее чувствительность. Вскоре, совсем измаявшись от размышлений, он нашел сговорчивого хирурга и настоял на том, чтобы тот извлек Гельминта, не убивая, так как несчастный совсем не виноват, что его сожрали в младенчестве. Семейный же врач оказался этим страшно недоволен, опять говорил про здравый смысл и про то, что доброе сердце не может нанести зло своему же физическому телу, но убедить Одли не сумел и в конце концов попросил прислать подписанное письмо об отказе от процедуры с применением высокочастотного электромагнитного излучения.

Операцию назначили на утро. Гельминта должны были вырезать с небольшим фрагментом кишки мистера Одли, к которому тот был прикреплен. Извлечение прошло вполне благополучно, и уже на следующий день Одли отправился домой, а вместе с ним больницу покинул и Гельминт в банке со специальным раствором.

Дома удалось рассмотреть его как следует.

Гельминт был похож на мятый портняжный метр. Грязно-кремовый, к хвосту разделенный на квадратные сектора. Ничем особо не примечательный, плоский и вялый – почти жалкий. Одли даже разочаровался – он ожидал увидеть нечто более активное. Но чувство жалости тут же трансформировалось в чувство ответственности. В связи с этим Одли развел вокруг подопечного бурную деятельность – заказал у стеклодува аквариум в виде стеклянного змеевика, повторяющего форму человеческой кишки. Его заполнили раствором, близким по составу той самой жидкости, которая заполняла внутренности Одли, – и даже место сконструировали, куда Гельминт должен был присосаться. Получившийся агрегат, похожий на нечто среднее между музыкальным инструментом и самогонным аппаратом, упаковали в большую подогреваемую емкость и поместили во внушительных размеров кукольный дом, обитый внутри красным бархатом с подсветкой. Разместили сооружение в кабинете мистера Одли, чтобы, распахнув игрушечные стены с колоннами и фронтоном, он мог в любой момент видеть, как там тихо переливается жидкость и чуть заметно колышется Гельминт.

Мистер Одли был очень доволен происходящим. Нанял аспиранта факультета биологии следить за всем этим хозяйством – за качеством раствора, питанием, температурой, – а по вечерам, дождавшись, когда все разойдутся, включал радиоприемник на канале “Радио Классика”, усаживался рядом в кресло и часами наблюдал за своим подопечным.

Прочитав от корки до корки купленную книгу, мистер Одли теперь знал, что Гельминт при правильном уходе может прожить лет двадцать и вырасти в крупную особь.

Однажды, когда аспирант опоздал на двадцать минут, мистер Одли устроил ему выволочку – говорил об этике взаимоотношений, о чувстве вины, которое, по его мнению, должно усугубляться тем, что его подопечный полностью от него зависит. Корил за невежественную забывчивость, называл его неблагодарным и бесчувственным, и, когда наконец аспирант, оправдываясь, вяло пробубнил что-то вроде: нельзя же так, это же в конце концов просто червь, – мистер Одли разразился тирадой.

– Червь? Да что вы такое говорите?! Че-е-ервь. И говорите-то как-то особенно неприятно! Вы же в науке работаете. Ученым себя считаете. Все эти так вами называемые червяки поумнее вас будут. Вот знаете ли вы, что некоторые из них, – он говорил, размахивая руками, – вылупляясь в голове рыбы, выедают ту часть мозга, которая заведует пузырем, и рыба больше не в состоянии опуститься вниз – так и плавает, торчит из воды, ходит кругами, а утонуть не может. И что, спросите вы как никудышный ученый. А то, что так ее быстрее съест птица и в свою очередь распространит с испражнениями ее личинки. И после этого вы мне говорите, что они ничего не понимают. Да бросьте, ей-богу. Если вы считаете эти действия бессмысленными, то тогда мы с вами от этих самых, как вы же сами выражаетесь, червей недалеко отошли. Что мы сами делаем такого отличимого от действий так называемого червя, кроме того, что пытаемся выдавить собственную сперму в любую самку, которую нам удастся уломать?

Мистер Одли так надулся и покраснел во время этого монолога, что до смерти напугал Балтона, который поднялся к нему с приглашением на ланч. Аспирант стал молчаливее и точнее – похоже, он понял, что от него хотят, или же просто боялся мистера Одли. Но было неважно, отчего он переменился, главное, что теперь он выполняет свои обязанности качественно, и то, что аспирант иногда так странно смотрит, так это его личное дело. Мистеру Одли абсолютно наплевать, о чем думает про себя этот студент или кто он там еще, – главное, чтобы Гельминту было хорошо и сохранно.