Очень важный маршрут. «Коммерсантъ»

Этот музей обязан своим возникновением специфике характера хозяина Московской выставочной компании (МВК) Алексея Шабурова. Этот джентльмен, гонщик, лыжник и дзюдоист, в 1990-е годы создавший компанию на базе сильно запущенного выставочного комплекса Сокольнического парка, постоянно проводит громкие акции. То он открыл музей на Северном полюсе в честь экспедиции Папанина, то полетел по маршруту Чкалова, то устроил выставку на Эйфелевой башне. В общем-то, характерный пиар путинского времени – помесь экстрима, шальных денег и патриотизма. Но, вероятно, ощущение спортивной опасности, которого ищут джентльмены путинского призыва, вкупе с патриотическими жестами, страхующими их от неспортивных опасностей со стороны государства, должны уравновешиваться в их характере склонностью к вдумчивой и кропотливой работе. Во всяком случае, я не вижу возможности иначе объяснить странную для гонщика и летчика любовь к каллиграфии.

Впрочем, и здесь не обошлось без специфических реверансов в сторону вертикали. Как сообщает пресс-релиз музея, жемчужиной коллекции является переписанный от руки текст российской Конституции. С точки зрения графического дизайна это не слишком занимательный документ, переписанный неинтересным уставом, причем с неприятно-компьютерными эффектами одинакового интерлиньяжа и одинаковыми, не зависящими от площади буквы расстояниями между буквами, что с точки зрения классической каллиграфии совсем не очень.

Но сама идея современной российской Конституции, написанной древнерусскими буквами, забавна.

Года четыре назад духовный отец русской приватизации Виталий Найшуль выступал с идеей, что поскольку слова, из которых состоит Конституция – президент, федерация, референдум, – не очень понятны русским людям, то надо бы переписать Конституцию, заменив их коренными словами языка. Мне запомнилась статья 11 переписанной так Конституции: «Россией правит Царь. Царь правит бессменно двунашесть лет, первый раз Царя народ выбирает на шесть лет, а другой раз перевыбирает еще на шесть, а доле нет». Смысл Конституции действительно становился куда понятнее. Хоть сам текст Алексей Шабуров не менял, но выглядит она в этом древнерусском виде как-то по-найшулевски.

Вообще же, русский отдел – самый слабый в музее. Там в основном ксероксы с исторических документов, и зачем это надо – непонятно. Вычурные же образцы шрифтов, которые вывешены на стенах, заставляют вспомнить известное среди наших графических дизайнеров мнение, что кириллический шрифт вообще сильно проигрывает латинице. Безобразную восходящую перекладину у «и», отвратительный развал на части у «ы», вывернутость «я» относительно r, мелкий дачный штакетничек «ш» и «щ» и глубокое отчаяние от собственной несуразности у «ъ» (мало ведь всего остального, еще эта палочка назад, эдакий последний приветик) не в состоянии исправить никакой графический гений. Хотя это и не совсем правда, и, на мой взгляд, русские шрифты на основе антиквы изящны, как виртуозно уложенные в размер и рифму русские сложноподчиненные предложения. Но как раз этого слоя русских антикв в музее нет, а есть лишь диковатые эксцессы на основе устава и полуустава.

Зато какая там коллекция японцев, китайцев и корейцев! У меня все же возникло ощущение, что дзюдо господин Шабуров увлекается искренне, а не потому, что Путин; уж очень он чувствует японцев. В принципе из них одних и можно было бы составить коллекцию музея, и, кстати, так у них и происходит во время фестиваля сакуры, когда к графическому дизайну они прибавляют все остальное японское – от боевых искусств до кухни. Но иероглифы! Как они прекрасны! И как поразителен характер людей в них! Там, где у китайца в иероглифе воспитанное благоговение перед математическим порядком каких-то шкафчиков, там у японца эмоциональный взрыв, бой с тенью, молниеносная точность спонтанного движения кистью. Прелесть что такое!

Ну, рядом с этим материалом проигрывает что угодно, но все же Тору, переписанную Абрамом Гершем Борщевским, посмотреть стоит. Нет, это не так уж красиво, но в самом движении пера, в этой настойчивости горизонталей, проходящих из буквы в букву, из слова в слово, так ощущается гортанная распевность интонации, что кажется, будто слышишь голос, читающий этот текст, и даже он как бы начинает раскачиваться в глазах, повторяя едва что не заклинательную интонацию. Будто это текст и нотная запись вместе.