Очер. Нечаянный казус

— Ха-ха-ха, Очер, ты наверно, шутишь, — хохотнул Болк, — неужто ты всерьёз полагаешь, что можно ещё ухудшить наше положение? Торчим в горах, без понятия где, без транспорта, без снаряжения, без жратвы и почти без оружия. Из этой задницы можно выбраться либо вверх, либо в небытие.

Я кивнул головой, во всём соглашаясь с Болком. Прав он, во всём прав. И мы, собрав в кулак последние капли терпения, принялись дожидаться пробуждения домового. Отила очнулся на удивление скоро. Он поднялся, встрепенулся и сразу перешёл к делу:

— Что решили?

— Приняли идиотически смелое решение активировать саркофаги, — хмыкнул я.

— Тогда я начну?

— Давай, — махнул я рукой.

Заглянув в блокнот, Отила прикоснулся в одному из символов на грани куба. От нажатия в глубине этого знака появилось слабое свечение, домовой отдёрнул руку, присмотрелся, немного подождал и продолжил, причём нажимая в непонятном мне порядке и очерёдности. Постепенно буква за буквой подсветилось с полсотни символов на гранях, и когда активировался очередной знак, раздался тихий мелодичный звук и тут же угас. Подсветка исчезла, и из поверхности выдвинулись на палец выпуклые круги. Отила повернулся к нам, и, глядя шалыми глазами, хрипло проговорил:

— Кажись, я сделал это. Чуть сердце не выскочило. Уф-ф. Ну, Очер, ваш черёд, давай, жми на кнопки.

Я осторожно подошёл к кубу. Сердце замолотило, а рука словно свинцом налилась. Собравшись, я нажал на первый круг. Он не сдвинулся ни на миллиметр. Что за хрень! Я нажал посильнее. Бесполезно.

— Дай-ка я, — пробасил Болк и надавил на круг. Раздался хруст, кнопка вдавилась в толщу куба и осветилась по контуру, а в саркофаге у входа слева началось движение, и с него посыпались мусор, куски грязи и пыль. По кругу матовой полусферы побежали огоньки, и послышался негромкий ритмичный звук, похожий на тиканье маятника.

— Давай дальше, — проговорил я, и Болк начал поочерёдно вдавливать кнопки.

Зал всё больше освещался индикаторами в основании полусфер сначала с левой стороны потом с правой. Вскоре засветились все камеры гибернации, а звуки от них слились в сплошной шум и какофонию. В воздухе повисла и стала медленно оседать древняя пыль. Через полчаса я уже отчаянно мечтал сбежать куда подальше из этой «музыкальной шкатулки», но тут саркофаги начали последовательно в том же порядке отключаться и замолкать. Когда заткнулся последний, я потряс головой, вытряхивая из ушей остатки шума, и тут же забыл и про шум, и про усталость, и про все наши проблемы. В зале вспыхнул свет ровный, дневной, льющийся откуда-то сверху, осветивший подземное пространство во всём его нынешнем убожестве. Поистине нет более печального и величественного зрелища, чем вид заброшенных строений исчезнувшей цивилизации.

Мы замерли, приготовившись стать зрителями и участниками драмы вселенского масштаба — встречи поднявшихся из небытия предков всех предков. Не зная куда девать, мечущиеся в голове мысли, я смотрел на происходящее широко открытыми глазами, боясь пропустить что-то важное. Незаметно промелькнул ещё один час, и первый саркофаг пришёл в движение. Раздалось протяжное шипение воздуха, оказавшаяся колпаком полусфера поднялась и откинулась к стене. Внутри оказалась овальная ёмкость, через полупрозрачную поверхность которой я не смог разглядеть деталей, но различил контуры тела, похожего на человеческое.

Один за другим начали открываться другие саркофаги. Мы с нетерпением ждали продолжения, однако ничего не происходило. Кто их знает этих Предтеч, может быть такова их технология пробуждение из летаргии. И насторожились мы только тогда, когда лишь один из ста саркофагов осветился изнутри. Переглянувшись мы поспешили к той капсуле. И, если содержимое всех иных саркофагов было тёмным и неподвижным, то в этом началось слабое движение. Через матовую поверхность просвечивалось тело, конечности которого слабо шевелились. Постепенно и плавно внутренняя подсветка вместо красноватой поменяла цвет на белый дневной. Внутри продолжало что-то двигаться и происходить. Наконец, верхняя часть капсулы приподнялась, и, повернувшись на крайних опорных точках, ускользнула под нижнюю неподвижную половину, образовав этакую ванну.

Внутри ёмкости, свернувшись калачиком, лежал человек, такой же как и я, только женщина. Голая и мокрая. Она едва шевелилась. С закрытыми глазами она судорожно открытым ртом хватала воздух. Я бросил взгляд на другие саркофаги, и тут до меня дошло, что живых там нет. Я опять уставился на незнакомку, моля бога, чтобы она пришла в себя и сохранила разум и память, что само по себе было бы чудом из чудес. Женщина была молода и красива, но на мой взгляд худовата и бледновата, что не удивительно после этакой жизненной паузы. И, что самое тревожное, она не проявляла признаков сознания. Я невольно шагнул к капсуле, но затормозил удержанный за пояс Отилой.

— Погодь, Очер, не гони коней. — Он скривил страдальческую физиономию. — Мнится, что дело то ещё не закончилось. Гляди-ка.