Очередь

Постепенно очередь сжилась с новой ролью Римы. Свыклись все, кроме самой Римы и, как ни странно, подвальных стен. Надо стать челночницей, чтобы почувствовать, что оконные скважины могут вести себя как живые! Уверенности в своих силах Рима так и не почувствовала. Не раз цокольные окна не впускали ее в подвал или не выпускали обратно. Не раз, отступая от окна после обидного поражения, девушка думала, что навсегда утратила свой случайный дар. В такую минуту она не могла понять, оплакивать в душе потерю или радоваться. Однажды проникнув в проем, она оказалась обречена на вечную борьбу с этими зияющими глазницами. Случалось, она их застигала врасплох: шла мимо вроде бы без всякой цели и вдруг ныряла внутрь или наружу.

Про подвальщиков недаром сложена едкая и меткая поговорка: в цоколе все немного цокнутые. Но если таковы очередники, которые попадают в подвал лишь на время, то в отношении самого цоколя это замечание справедливо вдвойне. Уже четверть века он держит махину кадрового учреждения. Пять этажей, шесть подъездов, девяносто отделов. Пусть некоторые служащие ведут прием ни шатко, ни валко, отсиживают рабочие часы, но в большинстве кабинетов кипит вулканическая деятельность. Изнурительные собеседования с соискателями, бурные совещания и мрачные уединенные размышления кадровиков отливаются в страшную тяжесть окончательных решений. От такого груза ответственности жесткие прямоугольные бойницы проемов чуть-чуть округляются. Выпучив глаза, как тяжелоатлет, цоколь всецело поглощен тем, чтобы удерживать над собой здание вместе с кипящим котлом страстей внутри. Конечно, Рима не знает, когда наступают моменты тяжелейшего напряжения, но если в такую секунду по счастливой случайности ныряет в амбразуру окна, оно ее пропускает. В этот миг цоколю не до нее. С течением времени у Римы все сильнее ощущение, что цоколь живой, что он дышит.

В этом месте учетчик не вытерпел и перебил рассказ возражениями. Железобетонные плиты не резиновые, поэтому про цокнутость подвала Рима, конечно, сочиняет. Хрупкая девушка не страдала бы такой мнительностью, следствием нервного перенапряжения, уйди она из очереди сразу и навсегда в тот день, когда впервые ускользнула через подвальное окно на улицу. Зачем было возвращаться?

Рима кивнула: именно так поначалу она и думала поступить. Она танцевала, пьяно шатаясь от слабости, кружилась с падающими листьями, бросала их вверх, подставляла лицо легким прикосновениям. Потом упала на ворох листвы, раскинула руки и жадно глядела в небо, не заслоненное подвальным перекрытием. Но когда восторг поулегся, на первый план выступили другие резоны.

Во-первых, очередь незаметно приручает к себе. До сих пор Рима обращала внимание учетчика на тяготы и лишения стояния, поскольку речь шла об умении проныривать стены, а оно обусловлено трудностями. Но у очереди есть и великая притягательная сила, перебарывающая любые неприятности: стояние открывает доступ к тайне трудоустройства. Всех манит возможность бросить жребий, и нельзя заранее сказать, что кому выпадет, поэтому у каждого есть шанс пробиться в штат постоянных городских служащих и забыть, как кошмарный сон, очередь и жалкие крохи временных заработков. Однажды кто-то удачно сравнил очередь с моряками, волны носят их вдоль неприступного скалистого берега, а они держатся за мачту, обломок кораблекрушения. На верху отвесных скал они видят своих недавних товарищей, сумевших занырнуть в подземный грот и выйти через него на сушу. Это единственный путь спасения, и каждый из моряков мечтает его повторить, хотя страшен риск задохнуться, потому что неизвестно, где точно находится грот, сколько до него плыть под водой.

Во-вторых, если бы Рима самоустранилась из очереди, она нанесла бы ей тяжкое оскорбление, а очередь мстительна и могущественна, в чем учетчик убедился на собственном опыте.

Была и третья причина не покидать подвал. Понять ее сразу Рима не могла, потому что она открылась позднее. До прихода в город учетчика было еще полгода, а у девушки, видимо, уже возникло безотчетное предчувствие, что он появится, проникнет в подвал и будет нуждаться в ее заботе. Рима организовала для него постельный режим, без нее учетчика давно вытеснили бы с лежачего места, и воды, разумеется, никто бы не дал. Тогда как его организм поборол бы тяжелую долгую хворь? Возможно, сейчас он доживал бы последние дни в подвальном изоляторе в компании безнадежных больных.