Очерк боевой жизни ахалтекинского отряда 1880-1881 г.г.

Не рассеялся еще дым первого залпа правее бугра, занятого артилллериею, как раздался второй; но эту вторую команду пли уже не мог, произнести любимый и лихой командир первого эскадрона, майор Булыгин, упавший с прострелянным горлом. Пальба частая враздробь кипела и левее кургана, где второй эскадрон, заняв обрыв и ямы, горячо осыпал пулями плотину. После трех, четырех залпов все тронулось на калу: первый эскадрон, приняв немного вправо, направился к мельнице против входа; второй эскадрон, под начальством прапорщика Фадеева, завладев глубокими оврагом, загибавшимся концом к плотине, придвинулся по нем как можно ближе и, внезапно появившись перед стеной, окружавшей калу, захватил ее, вбежал на высокую плотину и воспользовался возможностью хорошо обстреливать отсюда часть калы и длинный, узкий дворик, который уже анфилировался продольным огнем драгун 1-го эскадрона, подбежавших ко входу в калу.

Перекрестный огонь поставил текинцев в опасное положение, и они кинулись в ворота, провожаемые нашими выстрелами с самого близкого расстояния. Соблазнились драгуны и кинулись было за хвостом бегущих, но когда, встреченные в узком входе толпою текинцев, переделе погибли, опять бросились на плотину и огнем стали снова поражать засевших во внутреннем дворе, а правый эскадрон, спустившись в овраг [18] огибающей калу вместе с казаками, поспешно двинулся в обход.

Вслед, за этими первыми минутами боя, подъехал к входу генерал Петрусевич:

— Как у вас идут дела? — спросил он.

— Ворвались было в калу, отвечал прапорщик Фадеев, но текинцев там так много, что наши не выдержали и теперь обстреливаем внутренность калы.

— За мной! крикнул генерал и, в сопровождена князя Эристова, командира сводно-казачьего полка, ординарцев: вольноопределяющего Гернгроса и драгунского унтер-офицера, на конях, окруженный спешенными драгунами с прапорщиком Исаевым, протискался сквозь узкий проход в калу. Пули роем встретили незваных гостей, а из постройки, находившейся левее входа, раздались выстрелы в упор, и, раненый в живот, генерал Петрусевич начал падать, но, поддерживаемый окружавшими его и обороняемый нашими драгунами, он, со всеми остальными конными и раненым Гернгросом, был, можно сказать, вытеснен из выхода лошадью назад за невозможностью повернуть коней; таким образом, и вторая попытка занять внутренность калы была неудачна.

Когда раненый генерал Петрусевич был отнесен к коноводам, драгуны были не в очень выгодном положении: продолжать бой перестрелкой почти не было возможности, патроны значительно уменьшились. Атака была необходима. Собрались молодцы-драгуны 2-го эскадрона, перекрестились и в третий раз ухнули сквозь ворота… Началась резня… Ни столпившиеся около ворот текинцы, ни пальба со всех сторон и из-за запертых дверей внутренней стены, за которой скрывалось много защитников, — ничего не помогло. Драгуны работали без устали в первом узеньком дворике, заливая его кровью текинцев. Недолго продолжалась эта свалка: отважный противник дрогнул и кинулся в противоположную сторону, за уголь высокой стенки Внутренней калы, но было поздно: известный в нашем отряде своею храбростью князь Голицын с казаками, а поручик Нахичеванский с 1-м эскадроном драгун, уже вышли из оврага и загородили им дорогу. Видя безвыходность своего положения. Текинцы, с ятаганами в руках, пригнувшись, чтобы уменьшить цель и хоть сколько-нибудь прикрыться за низкой стеной, кинулись на встречу загородившим выход, но залп за залпом из-за стен, едва не в упор, убавлял число их с [19] необыкновенною быстротою и заваливали трупами все пространство между стеною калы и глиняною оградою. После этого князь Голицын двинулся в сады. Не смотря на то, что поручик Берг, отлично пристрелявшийся по садам из Правофланговой калы, отбивал текинцев, спешивших на помощь из крепости, все-таки остававшиеся были подкреплены и, заняв места за деревьями, ожидали нашего нападения… Вскоре гикнули казаки в шашки, и все не успевшие убежать так и остались за деревьями, словно спать легли, прикрывшись красными платками.