Из приведенных данных видно, что серебщина с владельческих крестьян, имевшая первоначально значение чрезвычайной подати, субсидии господарскому скарбу в трудные минуты государства, превратилась в рассматриваемое время почти в постоянную подать, определяемую на сеймах. Трудное время, переживавшееся Литовско-Русским государством, лишило землевладельцев Великого княжества материальных благодеяний привилея 1447 г. Но при всем том вся политико-юридическая ценность этого акта осталась в силе. Серебщина даже в качестве обычной подати осталась субсидией, которая давалась господарю «станами» сейма добровольно, по крайней мере в идее. Необходимость получения этой субсидии обусловила частые, через год-два-три, а по временам и ежегодные созывы сеймов, что, как увидим ниже, должно было направить внутреннее развитие Литовско-Русского государства в том же направлении, в каком оно совершалось и в Польше.
Под давлением хронической финансовой нужды Литовско-Русское правительство в рассматриваемое время делало некоторые попытки к увеличению поступлений в господарский скарб путем улучшения хозяйства и обложения в господарских доменах, улучшения порядка сборов и усиления контроля за ними. Первая крупная попытка в этом направлении была сделана в 1514 г. В этом году разослана была «устава», т. е. инструкция державцам дворов Виленского и Трокского поветов. «Устава» предписывала державцам все лишние тяглые и специальные службы крестьян осадить «на пенязех», т. е. перевести на оброк. Это делалось частью под давлением нужды в «готовизне», частью потому, что издельная повинность и натуральная подать легче ускользали от контроля, чем оброчное обложение. Вообще вся «устава» проникнута тенденцией сократить по возможности натуральное хозяйство в господарских доменах и заменить его сбором денежных оброков с крестьян. Кроме того, «устава» стремилась точно определить, что с господарского хозяйства должен был получать державца, что должно было идти господарю. В 1529 г., когда должен был совершиться выкуп «заставленных» господарских имений и они снова переходили в распоряжение великокняжеской администрации, издана была новая «устава» державцам дворов Виленского и Трокского поветов и «устава» державцам и тиунам Жмудской земли. В этих «уставах» оброчная тенденция выступила еще резче и определеннее, чем в «уставе» 1514 г., а господарские доходы и наместничьи перечислены с большею полнотою и обстоятельностью, охватывая не только села, но и места держав. Для наилучшего контроля и руководства державцев учреждены были писари дворов Виленского повета, Трокского, Жмудской земли и поднепрских волостей. Эти писари два раза в год должны были объезжать господарские державы и волости и брать «личбу», т. е. учитывать державцев и тиунов. Кроме того, им поручалось иногда собирать «капщинные» или «корчемные пенязи» в господарских волостях, а в поднепрских волостях – «недополнки» даней, которые местные данники вносили в скарб либо через руки наместников-державцев, либо через руки своих «старцев». Писари не ограничивались, впрочем, принятием «личбы» и сбором денег, но вмешивались в управление и, по существу, не только «пописывали», но и устанавливали вновь господарские пожитки, решали вопросы о повинностях крестьян и т. п. Так, под влиянием растущих нужд государства совершенствовалось и формировалось управление государственными имуществами Великого княжества и изменялась финансовая практика.
Тенденция к оброчной системе повинностей проявилась также и в сфере колонизационной политики Литовско-Русского правительства. Осаживая пустые земли на Подляшье, в Берестейской области, в западных частях Волыни и на Полесье, Литовско-Русское правительство измеряло эти земли на волоки и сажало колонистов на чинш, который заменял литовские тяглые службы и натуральные дани целиком или в большей части. Места и села, возникавшие на западе на «сыром корени» вновь, большею частью устраивались на немецком праве. Конечно, много тут значил пример, влияние соседней Польши, но путь этому примеру, этому влиянию облегчала усиленная погоня литовского правительства за готовым грошем.
Эта же погоня несомненно влияла и на дарование по польскому примеру Литовско-Русским городам «майтборского» или «хелминского» права. Исследователями отмечено, что широкая раздача привилегий на магдебургское право началась как раз в разгар борьбы с Московским государством, с последнего пятилетия XV в. Лихорадочная раздача этих привилегий, носящая характер какой-то моды, увлечения, заставляет видеть здесь не столько органическую реформу, подготовленную внутренним развитием Литовско-Русской городской жизни, сколько чисто внешнюю, финансовую меру.