Очерк современной европейской философии

Как же может возникнуть мысль, если она должна существовать до того, как родилась? Когда вы пишете фразу, она должна сложиться у вас в голове прежде, чем вы перенесете ее на бумагу. Но ведь до того, как она сложилась у вас в голове, вы должны думать, иначе откуда бы вам знать, что фраза может быть написана? (Или откуда бы вам узнать, что именно эту фразу мы можем узнавать и выбирать? — М. М.) И прежде чем вы думаете о ней, вы должны иметь о ней представление, иначе как вам могло в голову прийти вообще о ней подумать? И так продолжается до бесконечности, и эта бесконечность заключена в данном моменте.

—Черт возьми, — ответил кузен. — В то время как ты доказываешь, что мысли не могут двигаться, твои мысли активно движутся!

— Какой-то заколдованный круг! — сказал студент. — И это только еще более запутывает дело, в котором не дано разобраться ни одному смертному. Понимание невозможности мышления само по себе содержит невозможность, а признание этого в свою очередь ведет к неразрешимому противоречию»[41].

Об этом пассаже я должен сказать, что в нем содержится ядро и суть философии. На античной философии можно видеть, что философия как особое занятие или как особое мышление начинается с недоумения, хорошо разыгранного недоумения по поводу того, что человек мыслит, по поводу факта мышления. Обратите внимание: студент, разговаривая со своим кузеном, не отрицает, что факт мышления случается; он оказывается в тупике перед пониманием невозможности того, что это случается. Как это возможно? Вопрос «как это возможно?» по отношению к мышлению, «как это возможно, что человек мыслит?», — и есть первый, исходный и, может быть, последний философский вопрос. Как это возможно?

Я говорил, по-моему, что у древних, уже у Сократа, было выражено (потом Спиноза повторял в Новое время), что акт мышления в самом себе содержит некоторую парадоксальность, или невозможность, которая состоит в том, что, чтобы найти или узнать нечто, мы уже должны заранее его знать, иначе мы никогда к этому нечто не придем. А словами датского студента это выражено так, что мысль должна иметь направление. Почему я это привожу в связи с феноменологией? В терминах этого парадокса я поясню уже некоторый основной запал, пафос феноменологии.

Сначала я, немного отвлекаясь в сторону (хотя и не совсем в сторону), скажу следующее. Философия живет странной циклической жизнью: через энное время — через пару столетий, через три столетия, через четыре столетия — в философии интенсивно повторяются одни и те же процедуры и одни и те же отправные, начальные пункты. То, что я говорил (о том, что возможность мышления парадоксальна и трудно в нее поверить, хотя известно, что это случается), было, например, отправным, начальным пунктом сократовского философствования как систематизированного знания о незнании. Посмотреть на мир как бы заново есть акт философствования. И этот акт — «посмотреть на мир заново» — по разным причинам, связанным с тем способом, каким живут культуры, повторяется циклически в истории человеческой культуры. Он, например, случился в античной философии: вокруг него, как вокруг ядра, организовалась философия. Он случился в эпоху Возрождения, у гуманистов Возрождения, и вокруг него там тоже нечто образовалось (можно показать, но это не входит в мои задачи). И это же случилось в ХХ веке. Снова чудовищно интенсивный вопрос: как вообще что-то возможно?! И этот вопрос возникает из-под глыбы или придавлен глыбой чрезвычайно развитых знаковых, логических и предметных структур, формализованных и технологизированных культурой.