Очерк современной европейской философии

В интеллектуальной ситуации сложного мира от нас требуется много работы. Эта работа состоит, например, в необходимости проделать то, что философия называет точным мышлением, – мыслить точно вопреки видимости, вопреки идеям, которые спонтанно возникают вне тебя и спонтанно же приходят тебе в голову, и так далее. Глупость в этом смысле есть то, что не ты думаешь на основе твоего усилия, а то, что думается само в твоей голове, что думается другими, что приходит тебе само собой, иначе говоря, что‑то играет нами (назовем это дьяволом), когда мы не мыслим точно (играет совершенно независимо от того, что мы хотим, какие мы умные и талантливые в биологическом смысле слова или какие у нас намерения). Поэтому, когда я говорю об идеологии представительства знания, я, как философ, полностью отвлекаюсь от намерений. Я говорю: Чернышевский вовсе не дурак и вовсе не злой человек. Просто с философской точки зрения я описываю ситуацию, в которой, не мысля точно, мы оказываемся жертвой, глупой жертвой чего‑то другого, что играет за нашей спиной. Вот о таких ситуациях философия и говорит, о них и имеет смысл говорить, а не о психологии.

В том вопросе, который задан Марксом (я совершенно отвлекаюсь от того, как он затем был выполнен в марксистской традиции, но он был задан), звучит наше современное состояние. Прежде всего оно состоит в том, что мы задаем вопрос о праве говорить от лица истины: кто говорит, на каких основаниях и есть ли такие основания? В глубине за этим стояло очень существенное социальное изменение, которое произошло в самих основах бытия интеллигенции. Суммарно, коротко говоря, это изменение, ставшее решающим, отразившееся затем на уровне ментальности, на уровне слов и понятий, состоит в том, что духовное производство, которое раньше было уделом привилегированного меньшинства, монополизировавшего умственный труд по вполне понятным, бывшим тогда социальным механизмам, стало массовым духовным производством, то есть вовлекло в себя массы людей помимо традиционных социальных различений. Социальными процессами истории оказалась размыта сама основа привилегии интеллектуального труда, или труда интеллигента, с одной стороны, а с другой стороны, фактически, или практически, почти совсем исчезли свободные профессии, и акт выполнения интеллектуального труда стал осуществляться в формах наемного труда, то есть в формах более сильных связей с обществом и классом. Оказались решены первичные и примитивные задачи, просветительские задачи буржуазно‑демократических революций, то есть люди оказались в обществе, где решены задачи всеобщей грамотности, всеобщего просвещения в смысле умения читать, писать, умения формулировать какие‑то мысли, социальные программы и так далее, то есть выражение общественных состояний, выражение их на языке мысли и сознания перестало быть привилегией узкого круга людей. В этот акт выражения того, что в действительности в обществе происходит, оказались вовлечены миллионы людей помимо, повторяю, традиционных социальных, фактически кастовых делений. Раньше существовали перегородки, трудно проходимые для индивидов, теперь эти перегородки рухнули.

Значит, духовное производство стало массовым. С другой стороны, повторяю, изменилась социальная форма, в которой интеллектуальный труд выполняется: она все более стала приближаться к форме наемного труда, то есть интеллектуалы оказались служащими определенных учреждений, определенных социальных структур и определенных классов и больше не могли осознавать свое положение как некое положение свободного духа, витающего над обществом помимо всех его корыстных интересов и выражающего лишь универсальное. Универсальное было самой основной претензией, требованием духа, культуры и интеллигенции, являющейся субъектом духа, культуры, а именно претензией на то, что мое положение таково, что я, стоя вне социальных связей, не будучи повязанным никакими интересами, конкретными социальными связями, могу универсально представлять все общество как целое, то есть быть его универсальным представителем. Эта ситуация вообще была основанием феномена универсальности европейской культуры и, скажем, такого феномена, как университет. Переведите на русский язык, расшифровывая «университет», и вы поймете, что университет есть место, куда сходится всё для того, чтобы получить универсальное, то есть вне частных интересов, выражение, а частные интересы – это интересы классов, тех или иных социальных групп и так далее. Интеллигент – над этими группами, над этими классами в силу универсальности или претензии на универсальность этой функции.