Очерк жизни Эдгара По

Один из судей, Латроб, подробно рассказывает в своих воспоминаниях, как происходило присуждение премий. Он повествует, как одна рукопись за другой отправилась в корзинку, ибо одни произведения были обычным неприемлемым бредом, другие простым плагиатом; он рассказывает, как он, Латроб, будучи младшим из трех, читал рукописи вслух, и когда, пробежавши про себя первую страницу четкой рукописи того, кто оказался Эдгаром По, он сказал, что, кажется, есть наконец-то что-то похожее на достойное премии, остальные двое со смехом усомнились и, усевшись поудобнее со своими сигарами в комфортабельных креслах, стали слушать. Немного нужно было прочесть, чтобы слушатели сделались заинтересованными. За первым рассказом последовал второй и третий, и так до конца, причем чтение прерывалось лишь такими возгласами, как "Превосходно!", "Первоклассно!", "Как странно!". "Во всем, что они слушали, - говорит Латроб, - был гений; тут не было неверной грамматики, ни слабого словосочетания, ни дурно поставленного знака препинания, ни изношенных общедоступностей, ни сильной мысли, впавшей в слабость. Логика и воображение сочетались в редкой соразмерности. Временами автор создавал в уме свой собственный мир и затем описывал его - мир, столь зачарованный, столь странный - и в то же время такой волшебно-четкий, что он казался в ту минуту имеющим всю правду действительности... Когда чтение кончилось, трудно было выбрать, что лучше. Снова были перечитаны отрывки из отдельных рассказов и, наконец, выбор остановился на "Манускрипте, найденном в бутылке". Один из рассказов назывался "Нисхождение в Мальстрем", и некоторое время он был предпочтен..."

Кеннеди, автор книги "Horse-Shoe Robinson" и других популярных книг, очень заинтересовался столь успешным, хотя неведомым, состязателем и письмом пригласил его к себе в гости. Ответ Эдгаpa По, где лаконизм слов, исполненных полновесной значительности, занесен в его обычные, четко выписанные буквы, является одним из самых красноречивых, страстных в своей английской сдержанности воплей человека в пустыне - и не человека в пустыне, а одинокого существа среди несчетного множества других существ, чужих, враждебных, и глядящих, и подглядывающих. Пользуясь словами Ингрэма, можно сказать, что немногие, вероятно, смогут вообразить, как сердце истекало кровью, когда перо писало эти слова:

"Ваше приглашение к обеду ранило меня остро. Я не могу прийти по причине самого унизительного свойства - мой внешний вид. Вы можете представить себе мое унижение, когда я открываю вам это, но это необходимо".

Побуждаемый благороднейшими чувствами, Кеннеди отыскал юношу и, как он записал в своем дневнике, нашел его совершенно одиноким и почти умирающим с голоду. Кеннеди навсегда остался искренним, бескорыстным и благожелательным другом Эдгара По. Он отнесся к нему в ту пору жизни не как к чужому, хотя бы и любопытному, а как к родному, которого уважают и любят. В дневнике Кеннеди есть запись: "Я дал ему свободный доступ к моему столу и возможность пользоваться одной из моих лошадей для верховой езды, когда он пожелает, в действительности, я приподнял его с самого срыва отчаяния".

С этой минуты жизненный путь Эдгара По вполне четко означился. Но собственный гений и одно чужое доброжелательное сердце очень недостаточны, чтобы бестрепетно идти по тропинкам, выложенным битым стеклом.

Латроб в тех "Воспоминаниях", из которых выдержки уже были приведены, подробно описывает свои впечатления об Эдгаре По тех дней: