Очерки Боза, Наш приход

А тот, за кем мы последовали в эту трущобу, продолжал шагать в темноте, поминутно оступаясь то в канаву, то в ее притоки, образованные дождем. Он прошел в глубь двора и остановился у последнего дома. Дверь, вернее то, что от нее осталось, была наполовину открыта - для удобства многочисленных обитателей дома; он стал карабкаться по темной ветхой лестнице на чердак.

Две-три ступеньки отделяли его от двери, как вдруг она сама распахнулась; девушка, такая же тощая и хилая, как свечка, которую она бережно заслоняла рукой, робко выглянула на лестницу.

- Это ты, отец? - спросила она.

- А то кто же? - хмуро отозвался он. - Чего ты дрожишь? Или ты думаешь, я много выпил сегодня? Без денежек не больно разгуляешься, а чтоб денежки были, работать надо, вот что! Да что это, в самом деле, стряслось с девчонкой?

- Мне худо, отец, мне очень худо, - сказала девушка и тут же разрыдалась.

- А-а, - протянул он тоном человека, вынужденного, наконец, против воли признать неприятный для него факт. - Ну, что ж, надо поправляться, а то так и будем сидеть без денег. Ты бы сходила к приходскому врачу да попросила бы у него какого-нибудь лекарства. Зря, что ли, они деньги получают, черт бы их подрал! Да что это ты в дверях стала? Пусти - ну?

- Отец, - прошептала девушка, прикрыв дверь и заслонив ее собой. Уильям вернулся.

- Кто? - переспросил он. вздрогнув.

- Тише, - сказала девушка, - Уильям. Наш Уильям.

- Что ему нужно? - спросил он, сдерживая гнев. - Денег? Пить-есть? Ну, так он ошибся адресом. Дай-ка мне свечу - да дай же сюда, дур?ха, я его не съем! - И, вырвав свечу из ее рук, он шагнул в комнату.

На старом сундучишке, подперев руками голову и устремив глаза на едва тлеющие угольки в очаге, сидел молодой человек лет двадцати двух на вид, очень худо одетый - в плохонькой куртке из грубой материи и таких же штанах. При виде отца он вскочил.

- Запри дверь, Мэри, - торопливо проговорил молодой человек. - Запри дверь! Да ты, никак, меня не узнаешь, отец? Ну, да с тех пор, как ты меня выгнал из дому, прошло немало времени - не диво, что ты меня забыл.

- Так что же тебе тут нужно? - спросил отец, садясь на табурет по другую сторону очага. - Что тебе нужно?

- Убежище, - отвечал сын. - Я попал в беду. Ну вот. Если меня схватят петля на шею. Это - как пить дать. Если вы меня тут не укроете, меня непременно схватят. Это тоже как пить дать. Вот и все.

- Так, стало быть, ты грабежами да убийствами занимаешься, да? спросил отец.

- Стало быть, так, - отвечал сын. - Тебя это удивляет, отец?

Он в упор посмотрел на отца, тот отвел глаза и потупился.

- Где твои братья? - спросил он после продолжительного молчания.

- Там, где они уже не станут тебя беспокоить. Джон уехал в Америку, а Генри умер.

- Умер! - воскликнул отец - тут даже он невольно содрогнулся.

- Умер, - повторил молодой человек. - Он умер у меня на руках, лесник подстрелил его, как собаку. Он повалился навзничь, я его подхватил, и кровь его текла по моим пальцам. Она лилась из груди, как вода. От потери крови он ослаб и почти ничего уже не различал, но он нашел в себе силы броситься на колени, тут же, в траве, и начать молиться. Он просил бога внять мольбам его матери, если она взята на небо, мольбам о своем младшем сыне. "Я ведь был ее любимцем, Уилл, - сказал он, - и мне сладко вспоминать, что как ни мал я был, когда она умирала, и как ни разрывалось мое сердечко от горя, а все же я мог, стоя на коленях в ногах се постели, возблагодарить бога за ту любовь, какую он внушил мне к матери, за то, что я не исторгнул ни единой слезы из ее очей... Ах, Уилл, зачем ее у вас отняли, - зачем ее, а не отца?" Это были его последние слова, отец, - продолжал молодой человек, - как хочешь, так и понимай. В пьяном угаре ты ударил его по лицу в то утро - помнишь, - когда мы убежали из дому? Вот и все.

Девушка громко рыдала. Отец, уткнув голову в колени, мерно раскачивался из стороны в сторону.

- Если меня схватят, - продолжал между тем молодой человек, - меня увезут обратно - туда, где я убил лесника, и там, на месте, повесят. Без твоей помощи отец, меня здесь не разыщут. Дело твое, конечно, - может, ты сам захочешь выдать меня. А нет - тем лучше: я бы тут переждал немного, а там махнул бы за границу.

Целых два дня все трое сидели безвыходно в убогой комнатушке. К концу третьего девушке стало совсем невмоготу - так худо ей за все время не бывало. Тут еще и последние крохи съестного подобрались. Кому-нибудь непременно нужно было выйти из дому. Девушка была слишком слаба и больна, и вот - совсем уже к вечеру пошел отец.