Очерки и рассказы из старинного быта Польши

– Как будто мы с тобой хуже чем-нибудь Потоцкого! – с гордостью возразил пан Юзеф, – да разве мы с тобой не такие же шляхтичи, как он! Ведь ты знаешь пословицу: "Шляхтич в огороде равен воеводе".

– Знаю, знаю, – пробормотал пан Ян, повёртываясь с трудом на сене.

– Лежи спокойно и слушай что я расскажу тебе, – заметил Юзеф. – С этими словами, он подвинул скамейку к сену, на котором лежал его хворый приятель, и начал рассказывать следующее:

– Старо́ста поставил около Бучача каменный столб с изображением Божией Матери и дал обет сидеть под этим столбом каждую субботу и собирать подаяние. Сидит он там одетый не так, как всегда, а наряжается для этого в лохмотья, привешивает длинную седую бороду и привязывает по бокам сумы, – переодевается он так, что его не легко и узнаешь. Он делает вид, будто молится и просит подаяния, а на самом-то деле он подслушивает, что говорят и как отзываются проезжие насчёт разных его острот, которые он велел написать на столбе. Когда выздоровеешь, не забудь об этом и отплати ему хорошенько. Ты ведь и сам по себе парень здоровый, справишься с ним и один: а если хочешь, пригласи меня, да ещё одного из своих товарищей. Когда нам удастся расправиться хорошенько со старо́стой, мы хорошенько погуляем в Теребовле, а побудем говеть у отцов-августианов.

Ян не отвечал ничего, но только раздумывал над рассказом своего доброго приятеля.

– Да разве он тебя только одного так обидел! – продолжал пан Юзеф. – Что он обидел нашего брата, бедного шляхтича, так тут нет ничего удивительного; а то ведь и равному себе он не даёт спуску. Верно ты слышал, как он съехался однажды на мосту с паном Калиновским, старо́стою винницким, и приказал ему уступить дорогу, а тот, такой же сорванец как и он, не исполнил приказания; Потоцкий, имея при себе более дворни, нежели Калиновский, приказал вытащить его из коляски, разложить на дороге и всыпать ему сто пятьдесят плетей. Правда, что вследствие этого была у них большая тяжба; выиграл её, конечно, Калиновский, которому Потоцкий должен был заплатить двести тысяч злотых за бесчестье. Да на что Калиновскому деньги? он и сам богач; старо́ста винницкий даже их и не тронул, а приложил к ним ещё столько же своих, да на все эти деньги и построил монастырь во имя Богоматери. Оттерпелся, значит, во славу Божию. – Но, знаешь, старо́ста каневский боится смерти, потому что, как он сам говорит, ему приведётся непременно попасть в когти дьяволу; он всё вытерпит, только б не убили его.

Рассказав всё это своему приятелю, пан Юзеф набил снова трубку, закурил её, пожал дружески руку пану Яну и уходя сказал ему: "Да не нежься долго, а то мне за тебя будет стыдно".

После отъезда приятеля из корчмы, шляхтич то лежал, то ходил по комнате, и когда заметил, что он уже может отправиться в путь верхом, оседлал своего коня, уложил все свои безделки в мешок, припоминая сколько они наделали ему горя, рассчитался с добрым Ицкой и осторожно сев на своего скакуна пустился далее во имя Божие.

После рассказанного происшествия прошло несколько недель, а быть может прошло даже и несколько месяцев. Шляхтич уже изредка думал о том, как бы отомстить магнату за нанесённую обиду; он нашёл для себя очень хорошее место при дворе какого-то воеводы, который полюбил его и оказывал ему большое доверие.

Случилось однажды, что воевода отправил куда-то с письмом пана Яна; при этом ему нужно было ехать через Бучач, где жил в то время старо́ста каневский. Тут вспомнил пан Ян завет своего доброго приятеля – отомстить оскорбителю. Недолго думал об этом сметливый шляхтич. Сделал он себе из холста четыре большие мешка: в один из них он насыпал ячменных круп, в другой гречневых, в третий гороху, а в четвёртый пшённых круп, всё это вложил в дорожный вьюк и не без цели отправился по дороге в Бучач, приноровив так, чтобы там непременно быть в субботу.

Подъехал шляхтич к местечку, и когда приблизился к столбу, на котором было поставлено изображение Богоматери, то увидел, что на ступенях под этим столбом сидит в лохмотьях какой-то старикашка, а около пояса у него было с каждой стороны по большому мешку.

Быстро взглянул шляхтич на старика своим соколиным взглядом и тотчас догадался кто такой был этот попрошайка. Забилось крепко сердце шляхтича, когда он увидел пред собою предмет своего давнего мщения.

– Да будет похвалено имя Господне! – сказал шляхтич, поравнявшись со старикашкой.

– Во веки веков, – отвечал седобородый, низко кланяясь путнику.

Хриплый голос старика окончательно убедил шляхтича, что это был тот самый, с кем он хотел переведаться. Шляхтич слез проворно с лошади и привязал её к дереву. Между тем старик громко и с воздыханиями читал "Отче наш". Шляхтич, слезши с коня, стал рыться в своём дорожном вьюке и, вытащив оттуда один за другим приготовленные мешки, сказал:

– Давай-ка, дедушка, свою торбу; я тебе насыплю ячменных круп, а ты помолишься за душу раба Божьего Яна.

– Пошли ему, Господи, царство небесное, – отвечал старик, подставляя прикреплённую у бока суму.