Очерки истории чумы (фрагменты)

Первое представление о причинах болезни обнаруживалось сознанием полной роковой безысходности, апатией и упадком духа. Люди, «как приговоренные к смерти», автоматически выполняли свои семейные обязанности, ухаживали за больными, ожидая скорого решения своей участи, приготовляясь к последней, т.е., изготовляя себе саван или «мертвую» (рубашку).

Отдельные станичники под гнетом тяжелого горя и мыслей о предстоящих или совершившихся утратах, терялись и утрачивали всякие инстинкты самосохранения. Участь этих людей отмечена в метриках умерших.

Когда число смертельных случаев стало ежедневно расти, станичниками овладела паника. Казаки говорили: «На войне было страшно, в Ветлянке во время болезни — куда как страшнее». Перед страхом смерти исчезли всякие другие чувства — ни привязанности, ни любви не существовало. Ближайшие родственники сторонились больных, предоставляя их своей судьбе.

Однако другая крайность в поведении, основанная на понимании «присталого» характера болезни, вела к тому, что люди стремились укрыться от источника своего страха, т.е., от чумы.

В разгар эпидемии началось бегство станичников из Ветлянки в другие селения. Но их население раньше врачей разобралось, что болезнь «присталая». В соседних станицах и селениях были выставлены караульщики с дубинами, отгонявшие нежеланных пришельцев. Народ догадался принять меры самозащиты раньше, чем властями было сделано хотя бы что-то для ограничения эпидемии. Не находя нигде пристанища, многие беглецы жили в степи или лесу, в вырытых в земле ямах или шалашах. Некоторые из них умирали уже потому, что уставали так жить.

Казак Яков Калинин, после смерти своего сына Николая, бежал из Ветлянки. Так как его нигде не пускали, он доехал до Черного Яра и, опасаясь такой же участи, какую он испытал в других местах, приютился где-то на задворках в бане. Но казака выдала лошадь, и в городе узнали о непрошеном госте, жители выгнали его, и Яков поехал обратно в Ветлянку. Не доезжая Никольского, он остановился, слез с лошади, пустил повод и лег на землю, положив себе под голову седло. Спустя некоторое время Якова нашли мертвым.

Приказчик рыбной ватаги купца Платонова, Флавиев, чуть не погиб при попытке передать в станичное управление Копановской станицы официально предписание их же атамана о командировании в Ветлянку нескольких урядников для дисциплинарных и санитарных целей. Вот его рассказ, опубликованный в «Астраханском листке» в 1880 г.

«Приехав в Копановскую станицу 13 декабря, часов в 8 вечера, я зашел в лавку Кунгурцева купить папирос, но сын Кунгурцева, увидав меня, испугался и убежал. Из лавки я пошел в станичное правление, но бывшие там казаки не допустили меня и, окруживши, стали грозить убить. Предписание полковника Плеханова они, однако, взяли и, прочитавши его, пришли в ярость. “Как! Детей наших требуют на смерть! — орали казаки. — «Нет, этому не бывать!” Голос мой заглушился голосом толпы человек в 200. Орали и в станичном управлении и около. Я был прижат между правлением и станционным двором, но казаки близко ко мне не подходили, а только кричали: “Зачем приехал сюда? Он чумной!” Наконец из толпы выделился голос одного казака: «Убить его! Чего смотрите, — в воду!» Толпа подхватила этот крик, и положение мое было некрасиво. В отчаянии я закричал, что было сил: “Не подходите ко мне, убью!” Оружия при мне не было, была только лимонадная бутылка, услужливо данная мне атаманом Лебедевым. Бутылку эту, благодаря темноте, я выдал за револьвер, и она произвела магическое действие. Толпа начала редеть, а при наступлении моем, разбежалась. Не добившись ни спирта, ни ответа на предписание полковника Плеханова, я поехал в Ветлянку на почтовых лошадях, которые на этот раз были очень быстро запряжены для меня по распоряжению станичного начальства. По дороге я заехал к Колпановскому священнику, отцу Флавию Колпикову, желая исповедоваться, но отец Флавий не принял меня и, на просьбу исповедовать, через калитку отказал».

Среднего человека в станице не осталось, люди расслоились на трусов и героев. Заболев чумой, доктор Кох, не желая подвергать опасности заражения хозяина дома, в котором он жил (священника Гуса-кова), сам отправился в больницу. Не найдя себе места из-за лежащих повсюду покойников, он стянул одного из них с кровати и лег на его место. Кох умер 15 декабря.

Ветлянский священник, отец Матвей Гусаков, не прятался в доме, а деятельно старался помочь станичникам в их беде. Однако и он заразился и 14 декабря умер. Никто из казаков не взялся его хоронить. Могилу в мерзлой земле были вынуждены выкопать его старуха мать и беременная жена. И та и другая вскоре заболели и умерли.