Массовое бегство людей началось еще в мае 1940 г.: его «спусковой механизм был приведен в действие бельгийцами, перебиравшимися в соседние с ними французские департаменты»; «исход» нарастал новыми волнами беженцев, которые увеличивались по мере получения известий об отступлениях французских армий, особенно после их разгрома на Сомме и решения правительства Рейно оставить Париж, объявив его «открытым городом» (11 июня). Узнав об отъезде из столицы правительства, парижане стали массово покидать свои дома, присоединяясь к беженцам из северных и восточных областей Франции. По свидетельству Р. Ремона, «в одном Парижском районе насчитывают 2 миллиона тех, кто уехал до прихода немцев»[245]
. Французский историк-коммунист Ж. Виллар также указывает на «великое множество людей и машин», сквозь которые пробивался «правительственный кортеж»: президент Республики, председатели обеих палат, глава правительства и министры, главнокомандующий и его ставка – все мчались на юг[246]. Самый крупный отечественный специалист по истории Франции в годы Второй мировой войны В.П. Смирнов отмечает: «по самым осторожным подсчетам, не менее 10 млн. человек, четвертая часть всего французского населения, бродили по дорогам»[247]. В другой своей книге «Две войны – одна победа» (2015) он также описывает ужас людей, которые «с детьми и пожитками … хлынули на дороги, смешались с войсками, мешая их продвижению. Немецкие самолеты забрасывали эти беспорядочно бегущие толпы бомбами, расстреливали из пулеметов»[248]. Э. Напп в своем исследовании приводит данные о количестве бомбардировок и жертв среди местного гражданского населения: более 3 тыс. 200 французов погибло на дорогах Франции от налетов немецкой авиации в ходе панического массового бегства людей и правительственной неразберихи[249]. Современные ученые дают по-прежнему впечатляющие цифры участников «исхода»: «ошеломляющая по численности миграция – 8 млн. человек»[250](Ж.-П. Азема); «5–6, может быть, 8 млн. людей, бросивших свое жилье и не знавших, куда идти»[251](Р. Ремон).Все исследователи этого феномена – «исхода» – подчеркивают одну из главных его составляющих – страх: от бомбардировок, от неустроенности и неуверенности в завтрашнем дне, страх за родных, отступавших с полей сражения и «забытых» своими командирами. По словам Ж.-П. Азема, это был «атавистический страх бесчинств немецкой солдатни», сохранившийся еще со времени оккупации северо-восточной части Франции в 1914–1918 гг. и «обновленный официальной пропагандой, которая изображала немецких солдат как варварские орды»[252]
. В своей статье «Армия в шоке и беспорядочное бегство» (2000 г.) историк приводит случаи индивидуального и массового насилия нацистов над местным населением, ставшие известными летом 1940 г.: убийство всей прислуги французского поэта Сен-Поль Ру и изнасилование его дочери; истязания и казнь 45 гражданских лиц в Куррьере, более 70 человек – в Уани; 48 пленников немцы «скосили» из пулемета около города Бург-ан-Бресс и 120 сенегальских стрелков расстреляли в окрестностях Шартра; около тысячи из них погибли в пригороде Лиона[253]. В результате, чтобы спровоцировать новую волну миграции, хватало только слухов о зверствах нацистов, помноженных на воспоминания об оскорблениях, нанесенных населению в Первую мировую войну, о незаконных поборах, бесчинствах врага, принудительном вывозе трудоспособных молодых людей в Германию, нехватке продовольствия. Страх вызывал и сам Третий рейх, чья политика в отношении граждан оккупированных стран и карательный аппарат пока что непосредственно не затронули французов, но вызывали у них по доходившим известиям естественное отторжение.