Очерки истории культуры Средневекового Ирана

Диван Камала Исма'ила содержит около пятидесяти панегирических рубай. Большую часть их отличает единая, сквозная тема — военная мощь правителя. Решается она в двух, сближенных между собой вариантах: прославление меча правителя, ат-рибута его непобедимости, и поношение его врага. Близость сти-листической конструкции и логической структуры высказывания объединяет эти четверостишия в своеобразный стихотворный цикл:

Меч твой — один глоток из его чаши — смерть!
На острие его — источник божьей благодати.
Два лезвия его врата победы открывают,
От блеска твоего меча темно в глазах врага.

(К., с. 798)

Меч твой, крушащий головы врагов и их тела,
Ведущий к смерти недруга кратчайшею дорогой,
Так запросто, как человек босым ступает в воду,
[Блестящий], как вода, и обнаженный, в тела людей вонзается твой меч!
Меч твой, секущий в крошево мозги любых владык.

(К., с. 797)

Как молния, одним ударом, до основанья разрубавший горы,
Сравнил твой меч в стихах я с языком змеи,
От остроты меча язык змеи разрублен на две части.

(К., с. 799)

Когда в сражении твой барабан звучит,
Звучит он так, как сам триумф победы.
Меч твой, враз пресекающий все помыслы врага,
Где б ни ступил — вернулся в пурпуре победы.

(К., с. 798)

В этом цикле четверостиший почти насквозь проведен прием единоначатия: восемь рубай (из девятнадцати, составляющих цикл о мече) начинаются словами тиг-и ту или тиг-ат — "меч твой"; в четырех других этот повтор открывает вторую или третью строку или введен в рефрен. Именно в составе цикла эти стихотворения реализуют прием анафористического построения строф.

В шести других четверостишиях проведен повтор хасм-и ту — "враг твой". Так, три рубай, следующие в диване подряд, начинаются строками:

Враг твой, с лицом от страха желтым, с сердцем сжатым...
Враг твой, который "словно меч": он весь — один язык...
Враг твой, что ринулся бежать быстрей стрелы...

(К., с. 802-803)

Подчеркнутое единообразие этих четверостиший воплощает несомненный художественный замысел: продемонстрировать искусство множественной парафразировки одного и того же утверждения. Настойчиво повторяемые, эти четверостишия — в восприятии или памяти слушателей — налагались одно на другое, сцеплялись в длинные стихотворные циклы, в составе которых усиливалось звучание каждого отдельного рубай, представляющего не что иное, как боевой лозунг.

Подводя итог сказанному, можно утверждать, что придворный панегирик у представителей исфаханской школы охватывает все виды поэзии малых форм. Следует констатировать для начала XIII в. существование ряда жанровых разновидностей панегирика — от торжественных официальных славословий придворных од, кратких молений и благопожеланий до изящных лирических таркиббандов и эмоциональных, окрашенных мягким юмором газелей; панегирик мог принимать форму "шутейных" и деловых посланий к меценату и коротких поэтических высказываний типа воинственных лозунгов. Художественно подвижна и нестереотипна сама касыда. Она, как и всякий панегирик, включает — нередко в значительной степени — элементы дидактики и афористики, комизма и шутовства, рассказ о действительных событиях, развернутые описания картин и явлений природы, также просьбы, жалобы и самовосхваления поэта.

Служба настроения — эстетизация действительности. Вакхическая поэзия

Наибольшее развитие, после темы официального славословия, получила в диванах исфаханских поэтов придворная гедоника — вакхическая, пейзажная и любовная лирика. Это, безусловно, стоит в прямой связи со второй важной функцией придворной поэзии — службой настроения.

Основными компонентами празднеств при средневековых дворах были музыка, стихи и вино.