Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)

Захват городов закончился пленением ясов, естественно, что и города были, очевидно, заселены главным образом ими же. Тем более будет иметь за собой некоторое основание высказанное положение, если мы вспомним имеющиеся в разделе «Левобережье во времена владычества хазар» указания на присутствие алан в северной лесостепной полосе в VIII–XIII вв. «Появление» полукочевой культуры в лесостепной полосе между Днепром и Доном (то же имело место на южной окраине степей) есть не что иное, как начало оседания бывших кочевых сарматских племен на землю, переход их к земледелию, сопровождающийся прежде всего появлением городов, остатки которых ныне нам известны в районе Дона и Донца и к которым, по-видимому, принадлежат Шарукань, Балин, Сугров и Чешуев (если, конечно, считать последний самостоятельным городом, как это делают некоторые исследователи, а не иным наименованием того же Шаруканя). В половецких вежах так же, как и у других кочевых народов, стоявших на грани между варварством и феодализмом, когда последний долго и мучительно рождается, по рукам и ногам повитый родовыми обычаями, когда эти последние сами становятся орудием классового угнетения, происходит процесс раскола на неравномерные группы: кочевников и переходящих к оседлости, причем, естественно, там, где этот процесс происходит в окружении оседлого общества, хотя бы и этнически чуждого, количество оседающих на землю гораздо больше. «Половецкие» города, вернее неполовецкие города, вошедшие в состав половецкого общества, притягивали к себе те элементы внутри его, которые сами проявляют склонность к земледелию, к оседлой жизни, порывают связь с кочевым хозяйством, с вежами своих соплеменников-номадов. Группа «половецких» городов (как мы видим, этот термин следует употреблять только в кавычках) концентрируется в определенном районе на сравнительно ограниченной территории, расположенной у Харькова. Точное нанесение на карту Шаруканя, Чешуева, Сугрова и Балина едва ли сейчас представляется возможным, хотя этому вопросу посвящены отдельные главы ряда исследований. Аристов выдвигает при решении вопроса о местоположении Шаруканя два варианта. Первый вариант говорит о том, что г. Шарукань лежит у современногоХарькова. Характерно, что по свидетельству Городцова и Линниченко «Донецкое городище», расположенное в 7 км от Харькова, на берегу р. Уды, некогда носило название «Шарукань города», или «Шаруканя».[844] Самоквасов считал Донецкое городище неславянским, в частности не северянским, а принадлежащим оседавшим на землю кочевникам.[845] Новейший исследователь Донецкого городища, Федоровский, отмечая наличие на городище и славянских и половецких вещей XI–XII вв., признает в нем все же славянское городище, тот «Донец», куда бежал из половецкого плена в 1185 г. Игорь Святославич.[846] К этому же выводу пришли еще раньше Пассек,[847] Барсов[848] и др. Второй вариант, на котором и останавливается Аристов, признает в Чугуеве древний Шарукань, и это свое утверждение Аристов основывает на том, что половецкие города носили название по именам ханов, во владениях которых они лежали. Так, например, Шарукань, по его предположению, носил ранее название Асенева, от имени хана Асеня, или Осени, затем при хане Шарукане был переименован в Шарукань и, наконец, выступает пред нами под названием Чешуева, или Чешлюева, но так как хана с этим именем источники не знают, Аристов считает возможным предположить, что в данном случае мы сталкиваемся с русской переделкой половецкого имени «Чугай», или «Чугуй», а ханы с этим именем современны Чешуеву, и, таким образом, преемника Чешуева Аристов видит в современном Чугуеве. Сугров помещен им в район современного Изюма.[849] С последним предположением солидаризируется Барсов.[850] По отношению к Шаруканю Багалей принимает оба варианта, указывая: «Под Шаруканем можно разуметь или нынешний Харьков или нынешний Чугуев»,[851] и допускает ошибку, неправильно трактуя смысл указания летописи о походе Игоря Святославича, который «перебреде Донец» и, пойдя по течению Оскола, якобы миновал Шарукань и Сугров, на что никаких данных у него нет.[852] Эта неопределенность свидетельствует лишь о том, что скудных, сбивчивых и неопределенных свидетельств летописи недостаточно для точного нанесения на карту половецких городов. Возможно все же предполагать, что Шарукань и Донецкое городище одно и то же, и в те времена Шарукань носил и половецкое название, менявшееся по имени хана, и русское, тем более, что население «половецких» городов в конце X, в XI и начале XII в. следует считать прежде всего русским, все более и более ассимилирующим местное ясское население, еще в древности (VIII–IX вв.) в какой-то мере тюркизированное. С другой стороны, русский этнический элемент ослабел во времена половцев, во-первых, в силу иммиграции (имеем в виду указание летописи о переселении беловежцев), а во-вторых, будучи оторванным от политической жизни русского Приднепровья, он сливался с местными оседающими на землю тюркскими племенами и прежде всего половцами. В результате появлялось скрещенное, смешанное ясско-русско-тюркское население, остатки которого едва ли не следует усматривать в бродниках. Как некогда кочевники в IV–VI вв. разбили племена Донецкой степи на две полосы, где происходил процесс их оседания (южную — у предгорий Кавказа и северную — по современной Украине), так и половцы разбили славянскую колонизацию X–XI вв. на две части, оторвав южную часть ее, Приазовскую и Тмутараканскую, от северной, лесостепной. Население городов лесостепи — русское и русифицированное — в конце X и XI вв. попадает в состав половецкого общества и, оставаясь нетюркским по культуре, религии и т. д., в течение длительного времени, в известной своей части все же, очевидно, подвергается полной ассимиляции с тюркским как оседлым, так и кочевым населением. Во всяком случае, единственный вывод, который может быть сделан, сводится к тому, что течение Северского Донца — территория северо-восточной части нынешней Харьковской области — было одним из центров половецкого племени. За это говорят и походы князей, когда главный удар половцам наносился в этом районе, и, наконец, наличие городов с оседлым, хотя в основном и не половецким населением, в котором мы усматриваем ясов, болгаро-алан-христиан, в значительной мере уже славянизировавшихся, русских, возможно даже и связанных с собственно северянами, на что указывает наличие массы вещей черниговского типа в соседнем Донецком городище, и представителей разных тюркских племен, переходивших к оседлому образу жизни. Конечно, половцы, как кочевники, часто меняли свои летучие «центры» и уходили далеко вглубь степей, к нижнему Дону, но во всяком случае к тому времени и несколько позднее, к концу XII в. особенно, наметились два определенных половецких центра — Крымский и Левобережный, расположенный по Северскому Донцу и левым притокам Днепра.[853] Старый центр кочевников того времени, когда в степях господствовали торки, древний Тор на р. Торце (также в Харьковской области, нынешний Славянск) теряет свое значение.[854] Результатом успешных походов князей и, в частности, похода Ярополка 1116 г., когда дружины прошли до Тора, была попытка подчиненных половцам торков и печенегов (а остатки и того и другого племени уже в составе половецких племен кочевали у берегов р. Тора) поднять восстание и сбросить половецкое владычество. Этому благоприятствовало то обстоятельство, что в результате похода Ярополка и разгрома половцев на Сальнице (Торе) мощь половцев в этом печенежско-торкском районе была сокрушена. По указанию летописи, «бишася половци с торкы и с печенеги оу Дона и секашася два дня и две ночи». Справиться с половцами не удалось, так как они, по-видимому, уже оправились от удара «и придоша в Русь к Володимеру торци и печенези».[855] Половцы начали ответную борьбу. Результатом той дружелюбной позиции к русским дружинам, которую заняли в отдельных случаях жители половецких городов, как, например, Шаруканя, обусловленной, как мы уже видели, этническим и социально-культурным родством вынужденных противников, было притеснение жителей «половецких» городов половцами, а быть может, в отдельных случаях, и прямой разгром городов. Русское население потянулось из степей на север. В 1117 г. «Придоша Беловежци в Русь».[856] Зато нападения половцев на собственно-русские земли прекращаются. В 1119 г. Ярополк Владимирович ходил далеко вглубь степей, но, не найдя половцев, вернулся назад. Походы против половцев нанесли им такой удар, что до 1125 г. не было ни одного половецкого набега. Укрепляется переяславльский рубеж, пограничный со степью, растут городки-крепостцы, увеличивается вооруженное пограничное население. Так, например, в 1116 г., захватив в борьбе с Глебом Минским Дрютск (Друцк), Ярополк выводит оттуда жителей и сажает их на Суле в новом городе Жолни. Там же сажает он взятых в плен в походе 1116 г. ясов.[857] Переяславль готовился к длительной борьбе с кочевниками, и передышка действительно была непродолжительной. Стоило только вести о смерти Мономаха в 1125 г. дойти до половецких веж, сейчас же Переяславльская земля оказалась под их ударом с северо-востока. Битва у Полкостеня окончилась победой Ярополка.