3. Но если Россия будет окончательно истощена войной, тогда, нуждаясь в англо-американской помощи для восстановления страны, Сталин будет вынужден, хотя бы временно, следовать политике наиболее приемлемой при таком, менее монопольном положении СССР. Если бы могли быть уверены, что события развернутся именно таким образом, то можно было бы выразить, что нам не нужно идти на уступки и жертвы на этой стадии и считать, что мы сможем добиться того, чтобы Сталин неизбежно равнял свою политику по политике Великобритании и Америки, ибо он зависел бы от этих двух стран в конце войны. Но, очевидно, что мы не можем рисковать рассчитывая на это и простое благоразумие требует, чтобы мы в наших планах исходили из предпосылки, что если мы хотим сотрудничества русских после войны, то должны быть готовы сделать для них эту политику выгодной. Более того, применение такой политики будет трудным и необоснованным процессом и если мы хотим ей следовать, то должны начать вести ее уже сейчас не дожидаясь окончания войны.
4. Безусловно, на практике будет трудно согласовывать англо-русское сотрудничество с англо-американским: советская политика — безнравственна; американская политика преувеличенно нравственна, по крайней мере в том, что касается не американских интересов. В Америке до сих пор широко распространено недоверие и нелюбовь к России, усилившиеся после подписания последней пакта с Германией и нападением России на Финляндию. Но, поскольку, мнение Америки принимает все более реальное направление под влиянием войны это отношение может постепенно измениться особенно потому, что русские могут оказать ценную помощь Америке в предупреждении возрождения японского милитаризма на Дальнем Востоке. Вопрос о балтийских государствах является первым примером столкновения принципов СССР и США: советское правительство одобрило атлантическую Хартию[101]
, но в тоже время пытается обойти один из принципов Хартии, тогда как США, по крайней мере в данный момент, считает их священными. Если дело дойдет до прямого политического конфликта и нам нужно будет выбирать между США и СССР, мы несомненно решим вопрос в пользу англоамериканского сотрудничества, как более необходимого, более естественного основанного на более широкой и давней базе, чем англо-русское сотрудничество.5. С другой стороны, мы должны будем удерживаться от каких либо действий, которые могут усилить уже существующее у советского правительства подозрение, что мы намерены рассматривать заключение мира только как англо-американское дело, где русские интересы могут быть игнорированы или не учтены.
6. На практике это означает, что для того, чтобы успешно примирить наиболее уязвимые места американской и русской политики и координировать нашу политику с политикой той и другой страны, нужно советоваться с американским правительством по всем пунктам наших переговоров с советским правительством и добиться его одобрения, или по крайней мере, согласия на все англо-советские мероприятия. Там где возможно мы будем прибегать к обсуждению и решениям, с участием всех трех сторон.
7. При рассмотрении пункта 2, а именно о наилучшем способе действий в связи с требованием Сталина признать нами за СССР границы 1941 г., возникают затруднения, вытекающие из наших собственных интересов:
а) на первый взгляд требование Сталина кажется умеренным, если мы подумаем о том, что он мог бы потребовать гораздо больше, как например, контроль над Дарданеллами, сферу влияния на Балканах, одностороннего навязывания Польше русско-польской границы, доступов к Персидскому заливу и к Атлантическому океану с предоставлением русским норвежской и финской территории. Конечно, нам могут возразить, что у нас нет оснований полагать, что теперешнее требование Сталина является окончательным и что за ним в свое время не последуют другие требования. Но даже если это и так, то удовлетворение нами этого требования не означает, что мы не будем противиться дальнейшим требованиям, которые могут последовать. Поступая таким образом, мы только усилим наши позиции.
б) С чисто стратегической точки зрения, как раз в наших интересах, чтобы Россия снова обосновалась в Прибалтике, с тем, чтобы иметь возможность лучше оспаривать у Германии господство на Балтийском море, чем она могла это делать с 1918 г., когда для доступа к Балтийскому морю имелся только Кронштадт.
в) Конечно, нельзя делать эту или другую уступку Сталину без того, чтобы не потребовать ответной услуги за услугу.
По своей восточной манере мыслить, он истолковал бы как проявление слабости, если бы мы этого не потребовали. Кроме того, настаивая на этом, мы устанавливаем правила, что взаимные уступки нам являются необходимым условием, что затруднит советскому правительству возможность производить на нас нажим с требованием дальнейших уступок, то есть, толкнуть нас на «скользкий путь».
Список возможных контртребований, которые мы могли бы пред’явить я указываю в приложении.