Очерки истории цивилизации

Первоочередной задачей Карфагена было восстановление флота и морских коммуникаций, утраченного морского владычества, — но Гамилькару этого, по всей видимости, не удалось осуществить. В качестве альтернативы он решил устроить в Испании плацдарм для сухопутного вторжения в Италию. Он отправился завоевывать Испанию в 241 г. до н. э., и, как рассказывал впоследствии Ганнибал, отец заставил его — одиннадцатилетнего мальчика — поклясться быть до самой смерти непримиримым врагом Рима.

Граничившая с безумием нацеленность всех дарований семьи Барка на возмездие — лишь один пример того озлобления и сужения мировоззрения, которые вызвали в людях потрясения и всеобщее чувство нестабильности этой долгой войны.

Четверть столетия войны сделали западный мир несчастным и бездушным. Пока одиннадцатилетний Ганнибал клялся в непримиримой ненависти к Риму, по сельскому дому в римском Тускуле бегал вредный двухлетний мальчишка, которого звали Марк Порций Катон (234–149 до н. э.). Этот мальчик дожил до восьмидесяти пяти лет, и единственной, всепоглощающей страстью его жизни была ненависть к любому человеческому счастью, кроме его собственного.

Катон был хорошим солдатом и сделал успешную карьеру как политик. Одно время он командовал в Испании, где сумел отличиться своей жестокостью. Он всегда любил покрасоваться в роли защитника религии и общественной нравственности и под этим удобным прикрытием всю жизнь вел войну против всего, что было молодо, привлекательно или красиво. Все, что пробуждало в нем зависть, он осуждал и клеймил, как безнравственное. Катон был неутомим в том, что касалось поддержки исполнения тех законов, которые были направлены против вольностей в одежде, украшений для женщин, развлечений и возможности свободно общаться. Ему посчастливилось стать цензором, что дало ему власть вторгаться в личную жизнь государственных деятелей. Как следствие он начал уничтожать своих политических оппонентов, устраивая показательные скандалы из их личных неурядиц. Он изгнал Манлия из сената за то, что тот среди бела дня поцеловал свою жену на глазах их дочери.

Катон прославился также как гонитель греческой литературы, о которой до последних лет своей жизни он не имел ни малейшего представления. Впоследствии, правда, он читал и восторгался Демосфеном. Сам он писал о сельском хозяйстве и об утраченных древних доблестях Рима. Эти сочинения также проливают свет на то, что за человек был Марк Порций Катон. Одна из его сентенций: когда раб не спит, он должен работать. Другая: состарившегося вола и раба следует немедля продать. Возвращаясь в Италию, он бросил в Испании своего боевого коня, который побывал с ним во всех сражениях, чтобы сэкономить на стоимости перевозки.

Особую ненависть Катон питал к чужим садам и, будучи должностным лицом, сократил подачу воды для садовых нужд в Риме. Пообедав в компании гостей, он не находил ничего предосудительного в том, чтобы, взявшись за кнут, сразу же идти проверять недоработки в своем хозяйстве. Он был чрезвычайно высокого мнения о собственных достоинствах и непременно упоминал о них в своих писаниях. О сражении в Фермопилах против селевкидского царя Антиоха Великого он писал так: «Все, кто видели, как Катон атакует врага, как он обратил его в бегство, преследовал и наголову разгромил его, заявляли, что Катон меньше обязан римскому народу, чем римский народ — Катону».[32]

Состарившись, Катон сам предался похоти и стал сожительствовать с рабыней. Когда его собственный сын возмутился этим безобразиям, он обзавелся молодой женой, дочерью своего секретаря, положение которого не позволяло ему отклонить предложение. О том, что сталось с рабыней, история умалчивает. Вероятно, он ее продал.

Этот человек — воплощение всех доблестей истинного римлянина — умер в глубокой старости, окруженный всеобщим почтением и страхом. Главное, чем он смог отличиться на ниве общественной деятельности, было настойчивое требование начать 3-ю Пуническую войну и окончательно разгромить Карфаген. Катон однажды посетил Карфаген в числе уполномоченных, которым поручили уладить некоторые разногласия между Карфагеном и Нумидией, и ужаснулся, обнаружив приметы, говорившие о достатке и даже о счастливой жизни в этой стране. Вернувшись домой, Катон в дальнейшем завершал каждое свое выступление в сенате хриплым «Карфаген должен быть разрушен».

Такие вот люди смогли выделиться в Риме за время Пунических кампаний. С Катоном предстояло иметь дело Ганнибалу и карфагенскому реваншу, и по ним обоим мы можем судить, каков был дух того века.