Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Третий случай был там же, в лагере. У меня в роте было три жидка, которые своим «подпрыгиванием» всегда портили строй. Как я их ни натаскивал, ничего не выходило. Наконец, потеряв терпение, я приказал фельдфебелю заняться их «маршировкой» по воскресеньям на задней линейке лагеря. Не знаю, вследствие ли воздействия фельдфебеля, который вряд ли был доволен этим праздничным развлечением, или сами жидки приложили старание, но на третье воскресенье они маршировали уже вполне удовлетворительно.

У меня в этот день было сильное расстройство желудка. Почувствовав «позывной приступ», я двинулся в будочку за задней линейкой. По дороге, увидев марширующих сынов Израиля, я приостановился и, убедившись в успехе, их поблагодарил и сказал, что «приватное для них обучение» кончается. Они ответили громким «Покорно благодарим, ваше высокоблагородие». Я здесь задержался еще разговором с фельдфебелем, как вдруг из какой-то боковой дорожки появился генерал Водар. Увидев трех жидков, он меня спросил: «Что вы тут с ними делаете?»

Пришлось все доложить. А надо сказать, что Водар не разрешал по воскресеньям сверхурочных занятий с солдатами. Получился для меня конфуз. А тут еще Водар заметил на задней линейке двух солдат, что-то мывших под краном. Это также было запрещено, и для стирок были на задней линейке устроены под навесом особые прачечные. Но солдаты часто предпочитали полоскать белье прямо из-под крана. «Эй, вы, какой роты?» – крикнул генерал Водар. «Так что, 16-й, Ваше Высокопревосходительство», – последовал ответ. «Значит, капитан Лукомский, это ваши молодцы! Двойное неисполнение моих приказаний».

В это время мой желудок катастрофически забурчал, и я, со словами «Простите, Ваше Высокопревосходительство», со всех ног бросился в близ стоявшую будочку. Ничего не понявший Водар что-то мне кричал, но я уже исчез. Минут через пять я вышел и увидел Водара на том же месте. «Пойдемте в ваш барак, все это требует разъяснения», – сказал он мне. Хотя он меня изрядно продернул, но кончилась эта история благополучно.

Вспоминается один курьез. Водар, как я уже говорил, требовал везде образцовую чистоту. Как-то, обходя лагерь, он наткнулся в промежутке между Тираспольским и Бендерским полками на изрядный «нерукотворный памятник». При обходе им Тираспольского полка его сопровождали командир полка и я, как дежурный по полку. На границе Бендерского полка его поджидали командир полка полковник Толмачев (впоследствии одесский градоначальник) и дежурный по полку.

Куча была как раз посредине между полками. Водар остановился, показал рукой на кучу и грозно спросил: «Какого полка?» Мой командир в испуге замер и молчит. Полковник Толмачев очень деловито, пригнувшись, осмотрел кучу и затем, выпрямившись и держа руку у козырька, сказал: «Не моего полка». Генерал Водар несколько опешил, а затем спросил: «Как это вы, полковник, можете это определить?» – «По цвету, ваше высокопревосходительство. Куча свежая, следовательно, от вчерашней пищи, а у меня в полку вчера на обед и ужин было то-то, что дает испражнению темный цвет, а эта куча светлая». Водар, видимо, совсем опешил. Внимательно посмотрел на Толмачева, ничего не сказал и пошел в расположение Бендерского полка.

Осенью я сдал роту и вернулся в штаб округа. Впоследствии у меня установились с генералом Водаром очень хорошие отношения.

Весной 1904 года я принял в том же 131-м пехотном Тираспольском полку батальон для цензового командования. Четырехмесячное командование батальоном (а последний месяц и полком вследствие болезни командира полка, так как я оказался в полку старшим штаб-офицером) промелькнуло чрезвычайно быстро. Никаких неприятностей и недоразумений не было; я наслаждался лагерной жизнью.