Очерки Москвы

Фабрикант, и особенно русский фабрикант, начинает свою фабрикацию с небольшого: был он искусный ткач, сновальщик или красильщик, скопил денег малую толику, задумал делать дело сам или каким-либо образом потерял место; в обоих случаях отправляется он себе в деревню, приговаривает в ней несколько ткачей и направляет потом шаги или к местному фабриканту, если он есть в самом селе или неподалеку, или в матушку-Москву, к купцам; берет или покупает у того или другого материал, работает или из звания кустарника или мастерка вырастает до фабрикантша. В настоящее время подобные дорастания уже реже, но звание мелких фабрикантиков, несмотря на рядом с ними развившиеся большие мануфактуры и фабрики, живет во множестве и еще растет. Фабрикантик стоит в близком отношении со своим рабочим, а следовательно, и с народом, он нередко делит с ним и радость и горе: есть лишняя копейка — и выпьют вместе, нет — работник и подождет на хозяине. «Ничего, брат, ничего, с кем не бывает!» Нередко и едят они вместе, работник и с хозяйкой речь ведет, хозяин и хозяйка даже иногда и крестят у работника… но это до тех пор, пока хозяин не богат; как только он начинает богатеть, как только начнет становиться на ноги настоящего фабриканта, как вмешаются в их отношения разные форменные распоряжения; как только попала ему в руки и потом в мысли «книжка для рабочих», так он уже становится совсем иным и ему — и черт не брат; он сразу стряхивает с себя все прежние отношения и начинает величаться: я да я!., да знаешь ли, кто я?.. Малое образование ядра русских фабрикантов является значительным бедствием нашей мануфактурной промышленности; оно выказывает, во-первых, при всем прославлении русского здравого смысла и разной величины умов-самородков всю грубость нашего фабричного сословия, грубость, которая большею своею частию зависит от грубости фабриканта и, главное, от условий, имеющих на него влияние. Фабрикант, только что выбравшийся из фабрикантика, долгое время живет, как солдат, на биваках; он ни один день не уверен, что завтра он может так же работать, как ныне: как раз забьют тревогу и заставят его подниматься со всем своим скарбом; изменения тарифа, день ото дня в разных местах более и более проглядывающая контрабанда не дают ему покоя ни днем ни ночью; большую часть своей жизни он проводит в ненормальном положении — тут разные подделки под его клеймо, там родной товар, сбываемый рублем за полтину за заграничный, на фабрике перепродажа рабочими хозяином выдуманного рисунка из одного желания сколотить на лишний полштоф водки; с одной стороны, подходящие сроки, — с другой, невысылка денег иногородними по документам, писанным по необходимости по предъявлению; ему каждый день, как говорится, и спится и видится, как бы более позагресть, как бы попрочнее пооградиться и, таким образом, достичь третьей степени своего звания — настоящего фабриканта, который в состоянии задавать уже тон делу и свы-ока аристократом смотрит не только на рабочего, но на Фабрикантика и на фабриканта. Период превращения фабрикантика в фабриканта носит, как мы сказать на себе более светлых черт;  в продолжение его зяин живет с работником братски, особенно вначале; видя возможность своего превращения, фабрикантик, не имея еще в своих руках средств вымогательства, старается влезть в душу работника и приучить его к себе лаской.

Фабрикант действует уже иначе; он стыдится быть братом работника и становится его хозяином в полном значении этого слова; он берет его в руки и заставляет и пищать, и кричать, и повертываться, как ему взбредет в голову; постоянный долг рабочего за конторою дает к этому самые удобные средства фабриканту — это своего рода крепостное право, это самые темные стороны нашего фабричного быта, из которого работнику почти нет дорог для выхода. Г. Голицынский в статьях своих «Очерки фабричного быта», помещенных в «Развлечении», хотя в юмористической форме, но довольно метко коснулся этого быта, о котором мы говорим в настоящую минуту, — в его рассказах анекдотической формы много правды.

В мануфактуре фабрикант облекается в броню капиталиста, в мантию значительного фабриканта; он раскидывает уже побочные отделения своего, дела по разным местам, ставит на них уполномоченных или просто приказчиков, сам же сосредоточивает свое дело в главном или, что чаще, считает уже лишним самому заниматься делом и поручает его другим во всех своих частях, а сам только надсматривает. Приказчик — особенно русский приказчик — трудною, мученическою школою своей жизни влезший в доверенность, сам смотрит в хозяева; людей гуманных между ними меньше всего — и потому работнику и на мануфактуре не легче; иногда только сложные порядки ложатся на него еще большим гнетом, за самым небольшим исключением больших фабрик, где уже пахнет действительно делом и виден деловой такт; но есть один любопытный факт, что русский работник, особенно еще не обжившийся, неохотно идет на большую фабрику.