Очерки об истерии

Теперь у пациентки отсутствует какое-либо сопротивление по отношению к тому, чтобы прояснить формирование её любовной склонности. Пациентка рассказала, что первые годы в этом доме она провела беззаботно, легко исполняя свои обязанности, не замечая того, что её истинные желания оставались нереализованными. Но как-то обычно очень занятый, серьёзный, всегда с нею очень сдержанный господин завёл с пациенткой разговор, касающийся воспитания детей. Он был в этот раз гораздо мягче и сердечнее, говорил о том, что он возлагает большие надежды на её заботу о его осиротевших детях, даже смотрел он на неё каким-то особым взглядом… Вот с этого момента пациентка и начала горячо любить господина директора, охотно предаваясь радующей её надежде, которую она вывела из тогдашнего разговора. И только когда после этого ничего дальнейшего не последовало, не смотря на её огромные ожидания, вообще никакого другого доверительного обмена мыслями, она решила забыть о том, что между ними произошло. Пациентка совершенно честно призналась мне, что по-видимому тот особый, проникновенный взгляд предназначался его умершей жене, о которой он тогда вспоминал; да и вообще все её мечты, вся её увлечённость господином совершенно бесперспективны, это же ясно как день.

Я ожидал, что наш разговор основательно изменит психическое состояние пациентки, но оно пока оставалось прежним. Она продолжала быть подавленной и в плохом настроении. Гидропатический курс (водолечение), который я заставил её начать проходить, немного освежал её по утрам, а преследовавший пациентку запах сгоревшего мучного блюда хотя и не исчез, но стал слабее и появлялся реже, как она говорила, только при особенно большом волнении.

Сохранение этого «обоняющего»символа памяти навело меня на мысль, что ощущение неприятного запаха не только свидетельствует о пережитой главной травматической сцене, но и является символом-фундаментом для многих небольших побочных травм. Так что мы стали исследовать всё, что могло бы находиться хотя бы в отдалённой связи с первоначальной сценой, в которой фигурировало сгоревшее мучное блюдо. Мы подробно прорабатывали темы различных домашних трений, поведение дедушки и многое другое. И постепенно ощущение запаха горелого всё больше исчезало. Как раз в этот момент мы вынуждены были на длительный срок прервать психическое лечение из-за нового обострения болезни носа – была обнаружена костоеда решётчатой кости.

Когда пациентка появилась снова, то сообщила о том, что рождественские праздники принесли ей столь большое количество подарков от обоих господ и даже от домашней прислуги, словно все сговорились с нею помириться и изгладить у неё из памяти воспоминания о конфликтах последних месяцев. Но такая навязанная любезность не производила на неё никакого впечатления.

Когда уже  в другой раз я спросил пациентку о преследовавшем её запахе сгоревшего мучного блюда, она сказала, что хотя он и исчез, вместо себя оставил другой схожий запах, напоминающий дым от сигар. Вероятно, это ощущение существовало у неё и раньше, но не замечалось из-за более сильного запаха мучного блюда. А сейчас сигарный дым выступил в своём полном объёме.

Я не был особенно удовлетворён результатом моего лечения. Произошло то, что всегда придаёт терапии, ограничивающейся борьбой с симптомами, дополнительный неприятный оттенок – несмотря на то, что удаётся успешно удалить определённый конкретный симптом, его место тотчас занимает другой. Но я всеми силами принялся за аналитическое устранение нового символа памяти.