Очерки обо всем. Взгляд со стороны. Часть 2 (СИ)

Далее, я буду цитировать короткие кусочки романа в отрывках...

... "Все начинается с переодевания. У мамы вдруг открываются руки и шея... Вместо высокой причёски, которая делала её удивлённой и озабоченной, она теперь носит короткую стрижку...

Мама надевает модные жёлтые, голубые юбки колоколом, узкие блузки. После её хмурых демисезонных пальто, однотонных платьев, пошитых живыми останками нэпа- портнихой Полиной Никаноровной. - они кажутся особенно разноцветными, пёстрыми, как поля под Парижем, по которым я бегаю, собирая с мамой и новой домработницей Клавой - Марусю Пушкину не пустили в Париж: во младенчестве она была под немцами возле Волоколамска - красные маки с чёрным нутром.

Мы особенно любим рвать маки. Требуем от папы остановить у кювета машину: его серую удивительную "Пежо-403" с жёлтыми фарами, с красными цифрами дипломатическим номером, вызывающим любопытство у тогда ещё полных любопытства французов, делающим нас избранными даже в Париже.

Номер таит в себе таинственные возможности. Машину ставь хоть поперёк дороги - полицейские с вами вежливы, как с королями...

Папа надевает модные струящиеся брюки. Рубашку с коротким рукавом и расстёгнутым воротом, он, в выходные дни, по-французски не заправляет в штаны. Он начинает тоже иначе стричься, назад и набок, оставляя больше волос по бокам, как французский артист. Он уже купил большие тёмные очки, и мама тоже купила...

Во Франции мама стала пахнуть иначе, чем в Москве...

В новых запахах появилось какое-то тонкое, нерусское отчуждение, Мама стала менее грузной, меньше похожей на свою маму..."

...А теперь, я возьму на себя смелость и расскажу о том времени, в моей жизни...

Мне десять лет. Я заканчиваю четырёхлетку. Один из лучших учеников в классе. Учительница музыки восхищается мною за мой музыкальный слух. Ещё два года до того, я "а капелло" пел на школьных утренниках, трогательную песню про маму. Теперь я понимаю, что слух сформировался от слушания "живого" пения родителей, во время их праздничных застолий.

Одевали и кормили нас, как всех детей одевали и кормили в нашем двухэтажном доме, в пригородном посёлке: супы, иногда с мясом, молоко с хлебом, часто с маслом и посыпанным сверху сахаром...

Ботинки приказывали беречь. А брюки, особенно в весеннюю грязь, мать заставляла заправлять в носки -большая и едкая причина для смущения и страданий. Ведь так никто тогда не носил.

Как видим, задатки посольских детей, почему-то проявлялись и во мне, сыне простого рабочего, приехавшего из деревни в шестнадцать лет.

Летом целыми днями на реке плавал как дельфин, с шести лет. И конечно футбол. Играл уже за детскую клубную команду нападающим. И конечно природа. Ведь мы жили тогда, почти как в деревне...

По весне, с сверстниками ходили за черемшой. Далеко в тайгу, на речку Каю. С ночёвкой...Воспоминания об этом сохранились...

Ночной костёр, страшные рассказы старших пацанов, утренняя, росистая прохлада и запах горьковато - сладкой черемши. Над цветочно-травянистым лугом у реки, полуразрушенный колхозный сарай и страшноватые летучие мыши, сбившиеся в чёрные клубочки под стрехами полуразрушенного сарая, в тёмной тени углов.

Вижу из детской памяти буйство весенней зелени, влажное, росистое утро, рявканье испуганного едким костровым дымом, самца косули...

...И конечно чтение, когда длинными зимними вечерами на кухне у печки, топившейся ароматными дровами, сидел не замечая хода времени, сопереживая отважным и мужественным героям Джека Лондона...

Работа по уходу за коровой жившей во дворе, в сарае под высоким сеновалом - это наше с старшим братом дело и обязанность. Как и пиление старых сухих досок на дрова, ручной пилой на козлах, ...

Именно в десять лет прочитал в первый раз всего Джека Лондона, все восемь томов собрания сочинений. После школы, ходил в читальный зал детской библиотеки, и ежедневно прочитывал по сто - сто пятьдесят страниц, сидя у тёплой печки, почти по домашнему.

Библиотекарь Марья Васильевна, привыкла к моим ежедневным посещениям и разрешала копаться в книгах на полках. После чтения, возвращался домой, но в голове оставались романтические идеалы сильного и потому честного человека, которые потом, всю мою молодость, боролись с мещанским приспособленчеством и трусливыми увёртками здравого смысла, доставляя мне множество неприятностей...

О любви к детям или о воспитании, в семье не говорили - времени у родителей на это не было - работали с утра до вечера, выживая.

Воспитывали книги... и свобода. Никто не проверял уроков. Никто не висел над душой, загоняя в постель вовремя. За день уставали так, что валились спать, иногда не раздеваясь раньше положенного времени...

Мать приходила с родительских собраний улыбаясь и на мой вопрос: "Ну как?"- отвечала довольно- "Нормально" - я несколько лет был круглым отличником...

Думаю, что если не считать трагедии вырастания, то я был счастлив...

И потому, неосознанно гордился своей Родиной-Советским Союзом...