Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.

При нашем прибытии почти вся Константиновская бухта была затянута льдом, уже отставшим от берегов и державшимся сплошною, однообразною массой на поверхности тихой воды. Лед мешал шлюпке подъехать к пристани; чтобы попасть в городок, или пост, надо было довольно далеко от него взлезть по крутому берегу, цепляясь за упавшие деревья, примерзшие иглистыми ветвями к поросшим мхом камням. Едва заметная тропинка вилась в чаще; местами были небольшие просеки; сложенные в кучу дрова говорили о занятии зимовавших. Если нога не упиралась в пень, или лежащее поперек дороги подгнившее дерево, то вязла в эластической почве тундры, и вода несколькими струйками выступала наружу. В лесу царствовало совершенно мертвое безмолвие; не слышно было ни каркающего ворона, ни другой какой-нибудь птицы. Иногда тропинка выходила из лесу к самому берегу и капризно вилась между каменьями и по обмелевшему дну моря. Но вот довольно обширная просека; она видна была еще с нашего клипера; тут остатки батарей. Быльем и мусором поросло здесь пепелище первых русских построек; против этого места указывают могилу Паллады говорят, будто иногда, в ясный день, виднеется абрис её бизань-мачты.

Императорская гавань

Пройдя по просеке, тропинка углублялась опять в лес, где, кроме еще нераспустившейся лиственницы и вечно зеленых елей и сосен, белел местами тонкий ствол березы. Вот и кладбище; около пятнадцати деревянных крестов мелькают между деревьями; какое страшное безмолвие царствует здесь и какой мирный покой нашли здесь скитальцы, заброшенные случаем на конец мира! Частный подвиг каждого выразится в пошлой фразе рассказчика: «да, дорого стоила эта зимовка, на одной солонине, при 40° мороза…» Но зачем долго останавливаться на кладбище? много грустных мыслей, много непрошеных чувств поднимутся, пожалуй, с глубины души, a нам нужна вся энергия этих почивших, если хотим принести жизнь в зги пустыни; прежние христиане не даром строили церкви свои на костях умерших..

Вот и пост или городок, если хотите. Вероятно, принимая Е., с которым я шел, за начальника, вышедший к нам навстречу унтер-офицер Ильин, командир поста, рапортует о состоянии вверенной ему команды (семь человек). Мы идем в казармы; это единственное конченное строение. У всякого чистая кровать, везде порядок, все исправно. В офицерском флигеле, стоящем несколько в стороне, можно жить в двух комнатах и на кухне; другая половина неготова. Начато еще два больших строения, одно род служб, a другое — казарма; но они тоже еще некопчены. Близ ручья небольшая баня, и на длинном шесте утвержден деревянный крест. «Здесь хотят церковь что ли строить?» спросил я у Ильина. «Нет, ваше благородие, не церковь, a тут найден был зарытый в земле медный крест, так в воспоминание этого и велели лейтенанту И. поставить деревянный…» Едва найдется новое место, как уже заводятся местные легенды… К бухте выходила длинная пристань, устроенная на живую нитку, на козлах. Далее были опять следы батарей, строенных палладскими, и еще небольшое протестантское кладбище.

Мы простояли в Императорской гавани несколько дней. К нам приезжали на миниатюрных лодочках местные жители, из племени орочи, близко подходящего к гилякам. Отдельное ли это племя, или местное название тех же гиляков, нам осталось неизвестным. Знаем только, что они очень мало различаются между собою, как в образе жизни, так и в обычаях, и в костюме. Лаперуз и Браутон назвали береговых жителей татарского берега айнами, но это несправедливо; айны живут на юге Сахалина и на Матсмае; айны — курильское племя, и резко отличаются своими выразительными физиономиями, длинными черными волосами и длинною вьющейся бородой, от безбородых, одутловатых лиц береговых жителей Маньчжурии, или Сахалина, как называют эту страну туземцы (Таттана у японцев). Китайские географы, (Учень, например, живший в Маньчжурии в конце XVII и в начале XVIII столетия) дают всем народам, населяющим северную сторону Маньчжурии при устьях Сунгари и Уссури, также как и по правому берегу Амура и по береговой морской полосе, общее название у-цзы-да-цзы или юй-п’и да-цзы (жители северных стран, одевающиеся в рыбьи кожи). Между ними он различает племена ху-р-ха, хэй-узинь (племя, известное у наших под именем мангунцев) и фей-я-ха, или гиляки. Резко набросанными чертами характеризует он их и так; верно, что нельзя не узнать в его описаниях тех народностей, с которыми мы теперь познакомились.