Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.

Ландшафт, постепенно развивающийся, становился грандиознее по мере взъезда на гору; денной, яркий свет начинал сменяться более мягким и теплым вечерним освещением; солнце садилось сзади тех самых гор, на которые мы поднимались, вследствие чего ровная, густая тень покрывала темные леса, спускавшиеся у наших ног в ущелья; кое где гранитные вершины скал горели красным отблеском. Где кончалась тень, золотистый эфир затопил подробности отдаленного ландшафта; горы Рио, Карковадо и Сахарная Голова лиловыми легкими облаками рисовались на горизонте, разнообразные острова бухты казались тоже составленными из пара, и бухта наполнена была как будто не водою, но газообразным легким веществом; золотистые туманы плавали по отдаленному небу, и все это оживлялось беспрерывным изменением освещения. На значительной высоте, по уступам горы, разбросаны белые дома с навесами, под которыми ели свою вечернюю порцию мулы; явились и различные подробности хозяйства: над живописным ущельем, с роскошным лесом, скалами и обрывами, повис коровий хлев; на золоченой лазури неба рисовались хомуты и сбруя. В этих местах меняют мулов, или кормят их, сели останавливаются большие караваны, направляющиеся во внутренние провинции. Кроме этих станций, попадались и жилые домики. Вечерний, золотистый свет начинал бледнеть и холодеть; розовые воздушные громады гор окрашивались каким-то стальным холодным цветом; воды бухты как будто застыли, облака повисли тяжело над ними; между холмов и долин, у нас под ногами, начал подниматься туман. Покамест переменяли мулов на одной из станций, мы успели сесть несколько сандвичей и выпить по чашке кофе; времени было столько, что можно было и напиться до пьяна, что и доказал один из наших кучеров. Прежде чинно и правильно следовавшие друг за другом, экипажи начали мешаться и путаться: пьяный непременно хотел обогнать нашего кучера, молодого белокурого немца; белокурый не хотел уступить, и мы скакали над провалами и ущельями, все больше и больше окутываемые темнотою наступившей ночи. После двухчасовой очень скорой езды, мы, наконец, поехали по плоскости, лежавшей между высокими холмами. Здесь, разбросанными кучками, расположился город Петрополис. Мы остановились в восточной гостинице, которую рекомендуют все русские путешественники, потому что ее содержит говорящий по-русски турок; здесь слово: восточный, употребляется в смысле европейского. Турок не только по-русски, но ни на какой языке не умел говорит, и, судя по тому, что уже двадцать лет, как он оставил Константинополь, можно быть уверенным, что он забыл и по-турецки; ко всему этому, толстые губы его едва пропускали слова.