Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.

Треснувшая мачта нашего корвета была заменена новою, и мы, после 12 дней стоянки на рейде Рио-Жайнеро, поднялись рано утром, 11 июня, с якоря и с туманом и дождем вышли из великолепной бухты, живописные подробности которой, вероятно, не скоро изгладятся из памяти. Нам оставался еще один бразильский порт, старая столица португальской колонии, Бахия или Сан-Сальвадор. Обогнув мыс Фрио, у скал которого разбилось когда-то судно, имевшее на шесть миллионов груза, мы скоро получили попутный ветер и совершили очень счастливый переход. 16 июня, с утра, мы уже увидели берег, тогда как все рассчитывали пробыть в море не меньше десяти дней. Надобно заметить, что когда приходишь на место вдвое скорее того, как рассчитывал, то в душе рождается какое-то очень приятное чувство, точно награду получил, или кто-нибудь похвалил. «А ведь мы молодцы! Догоняй-ка теперь нас французский фрегат Альцест (Альцест двумя днями позднее нас хотел выйти из Рио). Как бы уйти до его прихода. То-то было бы славно!..» Yanilas vanitatuin! Что нам Альцест, и что мы ему?… A все-таки мы молодцы, оттого что, вместо десяти дней, ветер доставил нас в пять…

Показался небольшой клочок земли, мало-возвышенной, с маяком; это была крайняя точка длинной косы, образующей с едва видным материком обширную бухту Всех Святых, открытую Америко Веспучи. За маяком потянулся берег, не более возвышенный чем правый берег Днепра, на котором расположился Киев. Но если русский город поражает подъезжающих своею красотою, то Бахия, затопленная растительностью. какая только может быть в широте 13 градусов, на материке Южной Америки, не поразит. но понравится еще больше. Выше города ничего нет, ни гор, ни дали… Весь ландшафт расположился на одном плане возвышенного берега, сначала густо поросшего ярко-зеленою, пышною растительностью, из массы которой поднимаются старинные колокольни монастырей и дома; висящие над морем террасы, обрывы, зелень, спустившаяся густыми массами и самому морю, разбросанные хижины, старый, почти почерневший от времени монастырь, рисующийся на свежем зеленом холме, — все это составляет превосходный ландшафт; далее строения заглушили зелень; кое где только виднеется она, вместе с соседним гранитным утесом, на какой-нибудь площади верхнего города, где столпились разнообразные здания со множеством окон. Дом стоит на доме; вот поднимается фронтон старой церкви; каменные лестницы виднеются над домами, выше опять нагроможденные друг на друге дома, и переросшие их три высокие ствола пальм, качающих своими верхушками над куполами монастырей и шпицами каких-то зданий. Заметнее всех поднимаются, у самого берега, пять совершенно похожих друг на друга домов в пять или шесть этажей; их не давит и множество строений, находящихся над ними во горам. Вид города очень напоминает Киев, только Киев католический, a не православный. Ничто не дает стольно физиономии городу, как церкви: в Бахии их, может быть, больше, нежели в Киеве; здесь и теперь резиденция бразильского епископа. Чем выше местность, тем здания чаще; дома и церкви так тесно сжаты, что издали кажется, будто между ними нет на проезда, ни прохода. Далее местность опять понижается, выступая вперед длинною низменною косою, покрытою строениями и зеленью; на конце коса немного возвышена и образует холм, на котором построена церковь с двумя белыми башнями, видными издалека; отсюда самый лучший вид на город. Против города находится крепость, говорят, самая сильная в Бразилии.