Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор

Между тем, если верить фольклору, предчувствие смерти витало над композитором задолго до злополучного стакана сырой воды в ресторане Лернера. Более того, год смерти композитора был якобы зашифрован в его инициалах, хотя, конечно, знать этого он не мог. Современный петербургский журналист Михаил Кузьмин провел крайне любопытное, поражающее своим артистизмом, исследование. Он вывел прямую взаимосвязь между инициалами композитора – П. И. – и математическим числом «ПИ». И если даже это не более чем умелая выдумка, изящный интеллектуальный розыгрыш или обыкновенная мистификация, то все равно имя самого Кузьмина и его удивительные выводы заслуживают того, чтобы стать достоянием петербургского городского фольклора.

Напомним, как выглядит цифровое значение трансцендентного числа. Это 3,141 592 653 589 793 238 462 643… Так вот, во-первых, выяснилось, что отношение условной «окружности» города Клина, в котором родился композитор, и относительная длина «диаметра» города выражается именно числом «ПИ». Во-вторых, именно в этом запредельном числе зашифрованы все основные вехи жизни и творчества Чайковского. Судите сами. В 1862 году он поступает в Петербургскую государственную консерваторию; в 1865-м заканчивает ее; в 1879-м заканчивает работу над оперой «Евгений Онегин»; в 1889-м написан балет «Спящая красавица»; в 1892-м завершена работа над «Щелкунчиком», и, наконец, год смерти композитора – 1893-й. Есть от чего прийти в замешательство. Хотя надо понимать при этом, что бесконечное число «ПИ» теоретически может содержать в себе любые возможные сочетания цифр.

Год 1893-й прошел под знаком написанного композитором очередного и, как оказалось, последнего шедевра – Шестой симфонии, известной как «Патетическая». Генеральная репетиция симфонии проходила в зале Дворянского собрания. Дирижировал сам композитор. Успех был полный. Композитор поблагодарил оркестр и ушел в артистическую. Говорят, великий князь Константин Константинович, замечательный поэт К. Р., поклонник Чайковского вбежал вслед за Чайковским в комнату со слезами на глазах. «Что вы сделали?! – будто бы воскликнул он. – Ведь это реквием, реквием!»

Знал ли композитор, к чему приведет сочинение симфонии или, как утверждали многие, работа над своим «музыкальным самоубийством», история молчит. Но фольклор свидетельствует, что за несколько часов до кончины Петр Ильич разглядел в окне ангела смерти, черного человека в офицерской форме, который пытался что-то сказать композитору сквозь стекла, грозил ему пальцем и никак не желал уходить, заставляя смертельно больного человека вспоминать всю свою жизнь и перебирать в памяти грехи молодости.

8

Лесбийская любовь, окрашенная молвой в сентиментальные розовые тона, в петербургском городском фольклоре отражения не нашла. Легенд и преданий о ней или нет, или они не были услышаны автором этого очерка.

Дьявольское безумие террора. Петербургские страницы истории русского терроризма глазами городского фольклора

1

Начало русскому террору положило довольно банальное для России середины XIX века событие. В 1862 году студент физико-математического факультета Московского университета Петр Зайчневский организовал кружок так называемых русских якобинцев. Они считали себя наследниками французских революционеров, называли себя народниками, но в борьбе с существующим строем исповедовали принципы политического заговора и выборочного физического уничтожения властвующих особ на всех административных уровнях от императора до полицейского чиновника. Вскоре Зайчневский был арестован и в ожидании следствия содержался в московской Тверской полицейской части. Сидя в тюремной камере, он написал прокламацию под названием «Молодая Россия». В ней Зайчневский провозгласил, что единственным способом общественного переустройства является революционный террор, который отождествлялся с революцией. «Только революция, революция кровавая и неумолимая способна дать народу истинную свободу», – говорилось в прокламации. Россия звалась к топору. Призыв неистового студента достиг ушей тех, кто хотел его услышать. В стране началась эпоха кровавого террора.

Первым на призыв боевой трубы откликнулся еще один московский студент, член тайного революционного общества ишутинцев Дмитрий Каракозов. Четвертого апреля 1866 года в Петербурге он выстрелил в императора Александра II во время его прогулки по Летнему саду. Выстрел оказался неудачным. Россия песнями славила Бога, спасшего императора:

В шестьдесят шестом году
Бог пронес мимо беду.
Стукнем, брякнем чаша в чашу.
Богу – честь, царю – хвала!

Комиссаров подлетел И спасти царя успел.

Стукнем, брякнем чаша в чашу
Богу – честь, царю – хвала! и т. д.