Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор

В разгар репрессий против командиров Красной армии встречаются Буденный и Ворошилов. «Семен, почему всех берут, а нас не берут?» – «Это, Клим, нас не касается. Берут только умных».

Сочувственное отношение народа к Ворошилову рождало соответствующие легенды. Рассказывали, как пришли арестовывать жену Ворошилова. Он будто бы выхватил не то шашку, не то пистолет и выгнал чекистов из квартиры. Хотя на самом деле никаких попыток ареста его жены никогда не было. Обостренный интерес к этому легендарному факту из биографии Ворошилова определялся еще и тем, что его жена была еврейкой, а защищать представителей этой национальности перед мечом советского правосудия считалось делом особого гражданского мужества и благородства.

Образ этакого борца за справедливость, к которому можно обратиться в трудную минуту, сохранялся за Ворошиловым и в частушках:

Товарищ Ворошилов,
Война уж на носу,
А конная Буденного
Пошла на колбасу.

Народу подыгрывала и официальная пропаганда. Пожилые ленинградцы должны помнить, какие стихи красовались на довоенных общепитовских так называемых агитационных тарелках, в обилии выпускавшихся фарфоровыми заводами:

Ешь, набирайся здоровья и силы

—Будешь таким же, как Клим Ворошилов.

На самом деле Ворошилов был обыкновенным партийным чиновником, который вечно боялся за свою жизнь, каждый день ожидал ареста и потому постоянно старался угодить своему непредсказуемому хозяину. Рассказывают, как на одном из правительственных приемов Ворошилов подвел к Сталину грузинских делегатов: «Товарищ Сталин, поприветствуйте, пожалуйста, ваших земляков», – с лакейской вежливостью обратился он к Сталину. Последний весело пыхнул трубкой и ответил: «Встань на стул и поприветствуй моих земляков сам». И что же? А ничего. Ворошилов с пионерским задором вскочил на стул и поприветствовал грузинских товарищей.

А в другой раз, на приеме по случаю окончания Первого съезда советских писателей, когда Горький подобострастно назвал Москву Новыми Афинами, а Сталина Периклом, вождь и любимый друг всех писателей ответил, показывая на Ворошилова: «Вот кто будет ваш Перикл». И назначил Ворошилова ответственным за всю советскую литературу.

По поводу неразлучной дружбы двух советских вождей народ откровенно иронизировал. Помните знаменитую картину «Сталин и Ворошилов на Кремлевской набережной»? Ночь. Блестящая после дождя мостовая. Лишь фонари освещают каменные лица Сталина и Ворошилова, одетых в армейские шинели. Картина написана в иконописной манере сталинского ампира. Два богочеловека, озабоченные судьбами мира и человечества. Казалось, еще чуть-чуть – и профиль Ворошилова займет почетное место в ряду четырех знаменитых профилей на парадных знаменах и праздничных плакатах. Картина впечатляла своей эпичностью. Однако в фольклоре значительность сюжета не нашла должного понимания и пиетета. «Два вождя после дождя», – говорили о ней в народе.

Между тем дружба дружбой, а служба службой. Еще до войны ходили упорные слухи о расхождениях Ворошилова со Сталиным. Даже Троцкий, находясь в эмиграции, не обошел их своим вниманием. В некоторых письмах он говорил о возможности восстания крестьян под руководством Ворошилова против Сталина. Похоже, во время войны эти разногласия усилились.

Направляя Ворошилова в Ленинград, Сталин, скорее всего, рассчитывал не столько на его полководческие способности, сколько на вдохновляющий пример революционного прошлого легендарного героя. Однако романтические легенды о бесстрашном командарме времен Гражданской войны не выдержали испытания временем. На фронте они вызывали ядовитые насмешки и снисходительные улыбки. Рассказывают, что однажды Ворошилов лично попытался поднять в атаку полк, которому давно не подвозили боеприпасов. После этого случая среди солдат Ленинградского фронта родилась поговорка: «На кой нам эта атака и этот вояка?» Ко всему этому добавим еще легенду о том, что сам Ворошилов, отправляясь на передовую, втайне мечтал быть убитым, настолько он растерялся в ситуации, связанной казавшемся безнадежным положением Ленинграда в сентябре 1941 года.