Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор

Еще через полтора месяца, опять же в день святого Петра, 29 июня 1703 года, в центре крепости закладывается собор во имя святых апостолов Христовых Петра и Павла. Вот тогда-то собственно крепость стали называть Петропавловской, а старое ее название – Санкт-Петербург – переносится на город, к тому времени, как мы знаем, уже возникший под защитой крепости на соседнем Березовом острове. Так что, справедливости ради, надо сказать, что название города Санкт-Петербург не оригинальное. Оно досталось ему в наследство. Вряд ли такой окольный способ приобретения собственного имени следует считать неким клиническим симптомом обрушившейся на город через 200 лет эпидемии переименований. Но все-таки…

Очень скоро к Петербургу пришла известность, а затем и слава. Новая столица Российской империи приобретала все больший авторитет в Европе и в мире. С ней считались. О ней восторженно писали буквально все иностранные дипломаты и путешественники. Уже в XVIII веке появились первые лестные эпитеты, многие из которых вошли в городской фольклор, образуя мощный синонимический ряд неофициальных, бытовых названий города. Петербург сравнивали с древними прославленными городами мира. Его называли «Новый Рим», «Северный Рим», «Четвертый Рим», «Северная Венеция», «Северная Пальмира», «Парадиз», «Новый Вавилон», «Снежный Вавилон», «Второй Париж», «Русские Афины», «Царица Балтики». На греческий лад его величали «Петрополисом» и «Петрополем». «Петроградом» его называли в фольклоре задолго до официального переименования в 1914 году. В народных песнях можно было услышать величальное «Сам Петербург», «Питер», «Санкт-Питер», «Питер-град», «Град Петра», «Петрослав», «Город на Неве». Для него находились удивительные слова, созвучные его величественному царскому облику: «Северный парадиз», «Северная жемчужина», «Невский парадиз», «Невская столица». Даже тогда, когда, отдавая должную дань Первопрестольной, за Петербургом признавались имена «Младшей столицы», «Второй столицы» или «Северной столицы», а то и «Чухонской блудницы», в этом не было ничего уничижительного, роняющего достоинство самого прекрасного города в мире. Тем более что чаще всего и Москва и Петербург объединялись одним собирательным названием «Обе столицы».

Между тем даже в XIX веке не всех устраивало историческое название города. В глазах многих Петербург был во всех отношениях военным поселением, построенным по западному образцу, городом, предназначенным исключительно для размещения воинских гарнизонов. Не случайно его иронически называли «Полковой канцелярией» и «Чиновничьим департаментом». Раздавались даже голоса в пользу его переименования по типу таких названий древнерусских городов, как Владимир или Новгород. Наиболее популярными вариантами были: «Александро-Невск», «Невск», «Петр», «Петр-город», «Новая Москва».

Первое переименование настигло Санкт-Петербург в 1914 году. Начало Первой мировой войны вызвало такую бурю ура-патриотизма, что в столице это сопровождалось погромами немецких магазинов и воинственными массовыми демонстрациями у Германского посольства на Исаакиевской площади. Подогреваемая шовинистическими лозунгами толпа сбросила с карниза посольства огромные каменные скульптуры коней. В этих условиях переименование Санкт-Петербурга в Петроград было встречено с завидным пониманием. Новый топоним нравился. Он естественно входил в городской фольклор. Помните песню, которую распевали шкидовцы – воспитанники знаменитой школы имени Достоевского:

Ай! Ай! Петроград —
Распрекрасный град.
Петро-Петро-Петроград —
Чудный град!

Петроградом город назывался чуть меньше 10 лет. В силу особенностей сложнейшего военного и революционного времени фольклор всерьез не прореагировал на переименование. Несколькими годами позже о петербургском десятилетии, предшествовавшем переломным годам русской истории, заговорили как о «Последнем Петербурге». Зинаида Гиппиус вспоминает, что в 1917–1918 годах в кругах петербургской интеллигенции Петроград называли «Чертоградом», «Мертвым городом» или «Николоградом». Последовавший за Гражданской войной НЭП оставил в фольклоре расплывчатое и не очень внятное «Петро-нэпо-град». Затем мощный идеологический пресс начал одно за другим выдавливать все эпитеты, кроме тех, что надолго застряли в изуродованном сознании советского человека: «Красный Питер», «Красный Петроград», «Город трех революций», «Колыбель революции», «Таран революции», «Северная коммуна».