В другом варианте той же самой песенки «набитые дуры» называются еще и «монастырскими курами», что более соответствовало истине. Во-первых, выпускницы Смольного института для благородных девиц были не такими уж дурами, а во-вторых, сам институт первоначально, пока для него не было построено специальное здание, располагался в монастырских кельях Смольного собора. Да и роль самого Бецкого как воспитателя, «наседки» при «монастырских курах», в этом варианте выглядит более яркой и запоминающейся.
В Петербурге память о Бецком сохраняется не только в фольклоре. В Благовещенской усыпальнице Александро-Невской лавры у его могилы установлен пристенный памятник. В саду бывшего Воспитательного дома, ныне находящегося на территории Педагогического университета им. А.И. Герцена, в 1868 году ему был установлен бюст, исполненный скульптором H.A. Лаверецким. Бронзовая скульптура Бецкого находится и в ряду самых выдающихся военных, общественных и культурных деятелей славной екатерининской эпохи в композиции памятника императрице в сквере перед Александринским театром.
В 1806–1808 годах по проекту архитектора Джакомо Кваренги для Воспитательного общества было построено специальное здание, но годы, проведенные «смолянками», как их стали называть в Петербурге, в монастырских кельях, оставили свои характерные следы в городском фольклоре. В народе их окрестили «девушки-монастырки». Воспитание «смолянок» носило закрытый характер. Им старались привить красивые манеры и строгое, богобоязненное, приличное поведение. Тщательно отгороженные от мира, они и в самом деле производили впечатление робких и застенчивых весталок. В фольклоре сохранились идиомы, достаточно ярко характеризующие эти качества: ироничное «благородные девицы», жеманное «трепетать, как смолянка» и насмешливое «Я что, барышня из Смольного?!» – в смысле: «Я что, недотрога какая?!» Многочисленные варианты бытующих в городе поговорок только подтверждают сказанное. Например, когда хотят сказать, что нечего церемониться, говорят: «Это вам не Институт благородных девиц», а если требуется кого-то поставить на место, достаточно сказать: «Не из Института благородных девиц».
У каждой группы воспитанниц Смольного были свои прозвища. Так, учениц низшей ступени называли «кофейницы», по кофейному цвету форменных платьев с белыми коленкоровыми передниками. Воспитанниц средней группы, которые по традиции славились отчаянностью и с которыми не было никакого сладу, называли «голубыми». И только старшеклассниц называли по цвету их будущих выпускных платьев «белыми». В повседневной практике они носили обыкновенные зеленые платья. Общее, собирательное, с малопонятной этимологией прозвище «смолянок» было «полосатки».
В словаре «Меткое московское слово» Е. Иванова есть любопытная пословица о петербургских «смолянках»: «Ах, какие полосаточки в Петербурге были». На наш взгляд, происхождение этого странного прозвища может иметь две причины. Во-первых, «полосатик» на уголовном жаргоне обозначает заключенного в колонии особо строгого режима. Это каким-то образом могло ассоциироваться со строгим, закрытым характером содержания «смолянок». Во-вторых, один из видов китов – полосатки – названы так благодаря продольным полосам-складкам на коже в области горла. Это в свою очередь могло напоминать спортивную форму «смолянок», которая включала в себя блузу с трехполосным матросским воротничком.
Сразу после Октябрьской революции Смольный институт был упразднен. Об отношении к нему новых властей можно судить по анекдоту того времени: «Собираюсь разводиться…» – «Как… Вы столько лет вместе… Ваша жена прекрасная добродетельная женщина…» – «Все это так. Но в прошлом она окончила Смольный. А нынче я даже имени этого института не переношу».
Прошли годы. Время от времени можно услышать разговоры о возрождении Смольного института. Но, как утверждает городской фольклор, «идея возвратить Смольный Институт благородных девиц реализована быть не может из-за отсутствия… таких девиц».
Если создание Смольного института явилось вообще первым российским опытом в области женского образования, то открытые в 1878 году Петербургские высшие женские курсы стали первым в России высшим женским учебным заведением. Курсы располагались на 10-й линии Васильевского острова, в домах № 31, 33 и 35, специально для этого построенных архитектором А.Ф. Красовским. Не очень внятное официальное наименование Курсов не прижилось, и их стали называть Бестужевскими, по имени официального учредителя и первого директора профессора К.Н. Бестужева-Рюмина. Соответственно, слушательниц Курсов в Петербурге называли «бестужевками».