Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор

Очень скоро выяснилось, что название «Народоволец» судно получило незадолго до трагедии, едва ли не накануне описываемых событий. Раньше оно называлось «Рига», что, видимо, в то, послереволюционное время считалось не очень актуальным. Рига совсем недавно стала столицей зарубежного государства. Говорят, корабельные матросы сразу почувствовали, что должно произойти что-то неладное. По давнему морскому поверью, корабль не должен менять имя, полученное при рождении. Переименование всегда ведет к несчастью.

Истории, похожие на корабельные, происходят и с другими объектами именования. Достаточно вспомнить, к чему привело переименование Петербурга сначала в Петроград, а затем в Ленинград. Разруха и голод в первые послереволюционные годы, чудовищные репрессии 1930-х годов, страшная 900-дневная блокада во время Великой Отечественной войны, превращение некогда столичного центра в заштатный город с провинциальной «областной судьбой», по мнению многих, стало следствием поспешных и ничем не оправданных переименований.

В советские времена не избежали соблазна переименования и люди. В силу самых различных обстоятельств политического, идеологического, иногда своекорыстного, а то и просто шкурного свойства немалое количество финнов, евреев, греков, немцев и других представителей «некоренных» народов страны победившего социализма торопливо русифицировали свои национальные имена, полагая, что именно это обеспечит им пресловутое «равенство среди равных». Не случилось. Ни радости, ни счастья новые имена их носителям не принесли. Национальность определялась не по именам, а по печально знаменитой пятой графе бесчисленных анкет, которые сопровождали советского человека от рождения и до смерти. Платой за новое имя становились ночные кошмары растревоженной совести, а те, кто дожил до наших дней и увидел иные времена, еще и почувствовали ощущение неизгладимой вины перед детьми и внуками.

Вот почему так болезненно воспринимается в народе всякое изменение родовых, то есть данных с рождения, имен и названий. В этом смысле история петербургских переименований, да еще пропущенная сквозь призму городского фольклора, остро реагирующего на всякие изменения в окружающем мире, не только показательна, но и поучительна.

2

Широко распространенная легенда о том, что Петербург с самого своего основания застраивался по единому, заранее разработанному плану, с действительностью не имеет ничего общего. На самом деле город возник стихийно, под стенами Петропавловской крепости и под ее защитой. Застройка велась беспорядочно вдоль берега Невы, и может быть, поэтому создавалась иллюзия некой регулярности. Следы этой неизгладимой хаотичности до сих пор прочитываются в путаной нелогичности улиц и переулков Петроградской стороны.

Только с освоением левого берега Невы, на котором началось строительство Адмиралтейской судостроительной верфи, городская застройка приобретает некоторые черты регулярности. Под равными углами к крепостной стене Адмиралтейства протягиваются три луча первых петербургских проспектов: Вознесенского, Невского и Адмиралтейского, впоследствии переименованного в Гороховую улицу. Они образуют знаменитый «Морской трезубец», скрепленный на сравнительно равных расстояниях друг от друга полукольцами рек Мойки, Кривуши, будущего Екатерининского канала, и Фонтанки. Дополнительными скрепами этой удивительной конструкции служат полукружья Большой Морской, Садовой и других улиц.

В упрощенном и, к сожалению, несколько искаженном виде эта градостроительная схема повторяется в Литейной части. Строго перпендикулярно Литейному двору к Загородной дороге протянулся Литейный проспект. К востоку от него раскинулась одноименная слобода с четко обозначенными параллельными проездами, которые впервые называются не улицами, а линиями; им даются порядковые номера. Такая стандартизация пространства оказалась удачной. Она не требовала умственных затрат на запоминание. Ее стали тиражировать. Появились линии на Васильевском острове. Затем опыт распространился на армейские слободки, во множестве появившиеся в новой столице. Там линии стали называться ротами. Их также друг от друга отличали порядковые номера.

Однако полного развития эта система не получила. Очень скоро количество улиц стало доминировать над численностью линий. Но так как порядковые номера улицам не присваивали, они для выполнения своих адресных функций требовали названий. Если же некоторые улицы и имели какие-то названия, то эти названия носили неофициальный характер. Причем долгое время среди обывателей равноправное хождение могли иметь два, три, а то и более вариантов названий одной улицы. Названия возникали стихийно – либо по каким-либо характерным отличительным признакам, либо по именам наиболее известных и значительных владельцев домов, усадеб, питейных или торговых заведений. Часто улицам присваивали имена слободских старост. Так что Комиссии о Санкт-Петербургском строении, в чье ведение входила официальная городская топонимия, было из чего выбирать.