Очерки по истории английской поэзии. Поэты эпохи Возрождения.

Сатира I

Любезный мой Джон Пойнц, ты хочешь знать,

Зачем не стал я больше волочиться
За свитой Короля, втираться в знать

И льнуть к вельможам, – но решил проститься

С неволей и, насытясь ею всласть,
Подальше от греха в свой угол скрыться.

Не то, чтобы я презираю власть

Тех, кто над нами вознесен судьбою,
Или дерзаю их безумно клясть;

Но не могу и чтить их с той слепою

Восторженностию, как большинство,
Что судит по расцветке и покрою,

Не проникая внутрь и ничего

Не смысля в сути. Отрицать не стану,
Что слава – звук святой, и оттого

Бесчестить честь и напускать туману –

Бесчестно; но вполне достойно ложь
Разоблачить и дать отпор обману.

Мой друг! ты знаешь сам: я не похож

На тех, кто любит приукрасить в меру
(Или не в меру) принцев и вельмож;

Ни славить тех, кто славит лишь Венеру

И Бахуса, ни придержать язык
Я не могу, держа иную веру.

Я на коленях ползать не привык

Пред деспотом, который правит нами,
Как волк овечками, свиреп и дик.

Я не умею жалкими словами

Молить сочувствия или скулить,
Ни разговаривать обиняками.

Я не умею бесконечно льстить,

Под маской чести прятать лицемерье
Или для выгоды душой кривить,

И предавать друзей, войдя в доверье,

И на крови невинной богатеть,
Отбросив совесть прочь, как суеверье.

Я не способен Цезаря воспеть,

При этом осудив на казнь Катона,
Который добровольно принял смерть

(Как пишет Ливий), не издав ни стона,

Увидя, что свобода умерла;
Но сердце в нем осталось непреклонно.

Я не способен ворона в орла

Преобразить потугой красноречья,
Царем зверей именовать осла;

И сребролюбца не могу наречь я

Великим Александром во плоти,
Иль Пана с музыкой его овечьей

Превыше Аполлона вознести;

Или дивясь, как сэр Топаз прекрасен,
В тон хвастуну нелепицы плести;

Хвалить красу тех, кто от пива красен –

И не краснеть; но взглядом принца есть
И глупо хохотать от глупых басен;

За лестью никогда в карман не лезть

И угождать в капризах господину…
Как выучиться этому? Бог весть;

Для этой цели пальцем я не двину.

Но высшего двуличия урок –
Так спутать крайности и середину,

Чтоб добродетелью прикрыть порок,

Попутно опороча добродетель,
И на голову все поставить с ног:

Про пьяницу сказать, что он радетель

Приятельства и дружбы; про льстеца –
Что он манер изысканных владетель;

Именовать героем наглеца,

Жестокость – уважением к законам;
Грубьяна, кто для красного словца

Поносит всех, – трибуном непреклонным;

Звать мудрецом плутыгу из плутыг,
А блудника холодного – влюбленным,

Того, кого безвинно Рок настиг, –

Ничтожным, а свирепство тирании –
Законной привилегией владык…

Нет, это не по мне! Пускай другие

Хватают фаворитов за рукав,
Подстерегая случаи шальные;

Куда приятней меж родных дубрав

Охотиться с борзыми, с соколами –
И, вволю по округе проблуждав,

Вернуться к очагу, где пляшет пламя;

А в непогоду книгу в руки взять
И позабыть весь мир с его делами;

Сие блаженством я могу назвать;

А что доныне на ногах колодки,
Так это не мешает мне скакать

Через канавы, рвы и загородки.

Мой милый Пойнц, я не уплыл в Париж,
Где столь тонки и вина, и красотки;

Или в Испанию, где должно лишь

Казаться чем-то и блистать наружно, –
Бесхитростностью им не угодишь;

Иль в Нидерланды, где ума не нужно,

Чтобы от буйства к скотству перейти,
Большие кубки воздымая дружно;

Или туда, где Спаса не найти

В бесстыдном Граде яда, мзды и блуда, –
Нет, мне туда заказаны пути.

Живу я в Кенте, и живу не худо;

Пью с музами, читаю и пишу.
Желаешь посмотреть на это чудо?
Пожалуй в гости, милости прошу.