Читаем Очерки по истории английской поэзии. Поэты эпохи Возрождения. полностью

Очерки по истории английской поэзии. Поэты эпохи Возрождения.

Елизавете в 1593 году исполнилось шестьдесят лет. Но она по-прежнему была ревнива. Наказанием за измену могла быть смерть, как в случае с Эссексом, или же тюрьма, как в случае с другим королевским фаворитом, сэром Уолтером Рэли, который тайно женился на фрейлине королевы Елизавете Торнтон и был за это брошен в Тауэр. Его поэма «Океан к Цинтии» – вопль о милосердии и, в то же время, замечательные стихи, в которых взрыв женской агрессивности в любви изображается в образе бунтующей реки, которая сокрушает и уничтожает все на своем пути, подобно загнанному вепрю:

Как тот поток, что на своем путиЗадержан чьей-то властною рукою,Стремится прочь преграду отмести,Бурлит, кипит стесненною волноюИ вдруг находит выход – и в негоВрывается, неудержим, как время,Крушащее надежды, – таковоЛюбови женской тягостное бремя…[39]

В одной из элегий Джона Донна мы находим сходное описание своенравной, неистовой женщины, подобной бурливой реке, которая начинает –

бурлить и волноваться,От брега к брегу яростно кидаться,Вздуваясь, от гордыни, если вдругНад ней склонится некий толстый Сук, –чтоб, и сама себя вконец измучаИ шаткую береговую кручуЯзвящими лобзаньями размыв,Неудержимо кинуться в прорывС бесстыжим ревом, с пылом сумасбродным,Оставив Русло прежнее безводным…[40]

Этот образ особенно замечателен своей пространственной инверсией: пассивный мужчина становится каналом (руслом) для неистового движения активной женственности (реки).

8. ВЕПРЬ КАК РАЗНОВИДНОСТЬ СНАРКА

Венера в овидиевых «Метаморфозах» предостерегает Адониса, что опасно охотиться на таких зверей, которые могут обратить забаву против охотника и превратить его самого в дичь, что следует избегать животных,

Не обращающих тыл, но грудь выставляющих в битве…[41]

Это хороший совет, приводящий на ум инструкцию, которую давал Булочнику его дядя в «Охоте на Снарка»:

Но, дружок, берегись, если вдруг набредешьВместо Снарка на Буджума, ибоТы без слуху и духу тогда пропадешь,Не успев даже крикнуть: «спасибо»[42].

Впрочем, кто знает, начиная гон, какая метаморфоза произойдет с твоей дичью и не окажется ли догоняющий догоняемым (как предупреждал Дядюшка)? На практике чаще всего так и выходит.

В структуре кэрролловской поэмы много общего с «Венерой и Адонисом» Шекспира. Долгие сборы-разговоры вначале – и внезапный роковой финал. Охотничий клик и звонкий рожок, заставляющий Венеру, ищущую Адониса, вздрогнуть от радости, находит параллель в последней главке (Вопле) «Охоты на Снарка»:

Тише! Кто-то кричит! – закричал Балабон. –Кто-то машет нам шляпой своей.Это – Как Его Бишь, я клянусь, это он,Он до Снарка добрался, ей-ей![43]

Всего лишь через несколько секунд незадачливый охотник исчезнет в пропасти с последним ужасающим воплем: «Это – Бууу!..» Всего лишь через несколько минут отчаянного бега Венера увидит своего любимого на земле, растерзанного вепрем.

Конечно, аллегорию Кэрролла можно без особого риска применить практически к любому сюжету. Но в этом случае вспомнить пародийную поэму-«агонию» кажется особенно уместным. В «Венере и Адонисе» юмор сплавлен с печалью, а печаль с юмором. В ретроспективе комедия любви оказывается увиденной сквозь призму смерти и скорби, а трагедия смерти – сквозь причуды и капризы любви. Это и делает поэму Шекспира столь завершенной – «закругленной» (circular), если употребить любое выражение Джорджа Чапмена.