Очерки по истории естествознания в России в XVIII столетии

В это время здесь произошла последняя борьба двух форм научного творчества и научной мысли, причем между ними в XVII столетии еще не было того различия, какое быстро было создано позже. В математике великие китайские и японские математики XVII столетия могли еще спорить в достигнутых результатах с западноевропейскими учеными, не охваченными высшим анализом и новой геометрией. В Китае и Японии под влиянием внесенных иезуитами европейских знаний начался в XVII в. новый расцвет алгебры, высшей арифметики.9 Они пошли дальше того, что было им дано из западной математики. Однако в это время математика на Западе переживала новый подъем, который скоро оставил далеко в стороне искания Дальнего Востока. Именно в начале XVIII столетия новая математика проникла в общее сознание, началось ее энергичное применение к задачам жизни, и быстрыми шагами в течение немногих лет — Западная Европа опередила и оставила далеко позади еще недавно близких к ней, шедших путями отцов ученых мыслителей Дальнего Востока. Европейская техника победила технику китайскую окончательно только после введения пара — в конце XVIII в., европейская медицина-лишь после того, как здравые понятия об анатомии и физиологии человека были усвоены к началу XVIII столетия...

Прежнее серьезное и несколько опасливое отношение к Китаю западноевропейское общество XVIII столетия перенесло в форму благодушную и эстетическую, которая сказалась в «китайщине» — chinoise-ries — литературы и искусства XVIII в.

Но совсем другое настроение было в Западной Европе в XVII столетии, и это настроение отразилось самым глубоким образом на истории естествознания в России — оно определило те первые задачи, которые были заданы новой культурной силе, которые надолго определили характер научной работы на нашей родине.

Любопытно, что отголоски того же настроения наблюдали мы и в русском обществе этого времени. Для Московской Руси Китай XVII в. был в научной области живой культурной силой. Чувствуя необходимость выйти из того положения, в котором оно очутилось благодаря изменению общих условий жизни и строя Западной Европы, русское правительство пыталось привлечь к себе знающих людей, которые могли бы внести в страну новые знания, ремесла, новую технику. С этой целью оно обращалось не только к Западной Европе, но и к Китаю. С существованием культурного государства в пределах [азиатских] безграничных пространств, куда распространялась русская вольная народная волна, встретилось Московское царство очень рано. Уже, по-видимому, в 1608 г. московское правительство пыталось вступить с ним в сношения. В это время томские воеводы В. Волынский и М. Новосильцев писали в Москву со слов инородцев: «... а живет де Китайский государь, и у нево де, государя, город каменной, а дворцы де в городе с рускова обычая, палаты на дворах каменные, и люди де сильные Алтына царя и богатством полные. А на дворе де у Китайского государя палаты каменные; а в городе де стоят храмы у нево, и звон де великой у тех храмов, а крестов на храмах нет; тово де у них не ведают, какая вера; а живут с рускова обычая, и бой де у нево огняной; и приходят де из многих земель с торгом к нему; а платье де оне носят все золотое, а привозят де к нему всякие узорочья из многих земель».10 В 1618 г. в Китай уже проехал послом томский казак И. Петлин, грамотный толмач местных казаков [22]. От него сохранилась недавно изданная «Роспись Китайскому государству и Лобинскому и иным государствам, жилым и кочевным, и улусам, и великой Оби, и рекам и дорогам».11 В ней говорится и о богатстве Китая, и о морском его сношении с «манны-а по нашему немцы». Перед московским правительством открылась неожиданно богатая культурная страна, связанная морским путем с Западной Европой.

Посылая своих послов на Запад или Дальний Восток, русское правительство поручало им набирать и приглашать в Московскую Русь людей, знающих полезные технические производства, — ремесленников, пушкарей, рудознатцев и т. д. Так, например, посланному в 1675 г. в Китай Н. Г. Спафарию поручалось вызвать в Россию китайских купцов, «договорить» мастеров для постройки каменных мостов [23]. Попытки Спафария были неудачны, однако нельзя не отметить впечатления Н. Г. Спафария, человека очень бывалого и в Европе, и в России и очень образованного. Он писал, между прочим, о китайской этике:

«Иныя такия приказания многия есть, что и старые наши философии не токмо не писали, но и в соние не видали», а об их постройках: «и всякое строение так красно, что и у старых римлян так не было».12

Спафарий был умный, европейски образованный человек, сам бывший и в Европе, и в Китае, могший сравнить все сам. Но гораздо более преувеличены были представления ученых, знавших обо всем лишь по литературным данным, переписке или путем чтения.