Первые попытки дать представление о природе России были даны уже немедленно, почти в Петровскую эпоху, Вебером и Страленбергом.346 Это были краткие сведения о немногих произведениях из царства животного, растительного или ископаемого, заметки по этнографии, гидрографии, орографии, немногим отличавшиеся от того, что давали путешественники XVI и XVII столетий. Еще долгое Время Герберштейн стоял впереди них. Объяснялось это тем, что среди иностранцев, писавших о новой России, было мало людей, сведущих в естествознании или им интересовавшихся.
Большое значение имела научная обработка материала, присылавшегося из России отдельным ученым на Западе. Такая присылка началась немедленно. Шумахер посылал разные редкости своим приятелям — так, в 1725 г. Липке в Лейпциге обрабатывал морские звезды из Каспийского моря.347 Академические коллекторы, вроде А. В. Мартина [122], посланного в Сибирь к Гмелину 348 (1740), одновременно с материалом, доставлявшимся в Академию, отсылали часть его в Европу. В это время было в моде собирание семян, из которых выводили растения. Карамышев 349 указывает, что Мартин распределял эти семена по всей Европе, и этим путем сибирские растения попали в только что основанный Геттингенский ботанический сад А. Галлера...
Со времени Линнея, сумевшего привлечь к себе многочисленных учеников, частью и из России, после мощного развития описательного естествознания в Европе, с середины XVIII в., значение таких посылок в истории науки стало очень заметным.
Комментарии редакторов
ГЛАВА 1.
[1]
В вопросе об отношении науки к политике проявилась нечеткость идейно-теоретической позиции В. И. Вернадского тех лет, в частности непоследовательность его воззрений на взаимоотношения науки и государства. С одной стороны, он утверждает, что «наука далека от политики», а с другой спешит подчеркнуть, что ей «нет дела до политического строя» лишь только тогда, когда правительство стоит по отношению к науке «на высоте своей задачи». Следует при этом отметить, что тезис об аполитичности науки далеко расходился с общественной (по существу, политической) деятельностью самого Вернадского, которую он вел в период работы над «Очерками», и с той борьбой за свободу научного творчества и улучшение условий научного труда, которую развернули он и другие передовые ученые России. Еще свежи были впечатления от разгрома Московского университета в 1911 г. (см. комментарии к статье «Общественное значение Ломоносовского дня»); в 1912-1914 гг. усилилось вмешательство властей во внутреннюю жизнь научных учреждений, участились случаи увольнения «неблагонадежных» профессоров и преподавателей, был закрыт ряд научных обществ в разных городах страны. В эти годы В. И. Вернадский выступил с целой серией публицистических статей, в которых подверг резкой критике политику царского правительства по отношению к науке и высшей школе. См.: «1911 год в истории русской умственной культуры» (Ежегодник газеты «Речь» на 1912 г. СПб., 1912), «Высшая школа и научные организации» (Ежегодник газеты «Речь» на 1913 г. СПб., 1913), «Письма о высшем образовании в России» (Вестник воспитания, 1913, N 5), «Высшая школа перед 1914 годом» (Русские ведомости, 1 января 1914), «Высшая школа в России» (Ежегодник газеты «Речь» на 1914 г. Пг., 1914) и др. В этих статьях он прямо указывал на «общее несоответствие государственной организации русской бюрократии потребностям жизни», главным образом нуждам отечественной науки и просвещения, и писал о нерасторжимой связи науки с «демократическими формами организации общества» (Ежегодник газеты «Речь» на 1914 г. Пг., 1914, с. 309).
[2]
Петр Николаевич Лебедев покинул Московский университет в феврале 1911 г. в знак протеста против реакционной политики министерства Кассо вместе с другими профессорами и преподавателями. Под угрозой оказалась не только его собственная исследовательская работа, но и жизнь молодой научной школы физиков-экспериментаторов, созданной им в «лебедевских подвалах».
Московский народный университет был открыт в 1908 г. по инициативе и на средства золотопромышленника, генерала и видного деятеля просвещения Альфонса Леоновича Шанявского. К преподаванию были привлечены видные деятели науки и культуры, в том числе В. Я. Брюсов, В. И. Вернадский, Н. Д.
Зелинский, Н. К. Кольцов, К. А. Тимирязев и др. В 1911 г. университет еще не имел своего здания. Оно было выстроено и открыто уже после смерти П. Н. Лебедева (скончался 14 марта 1912 г.). Временная физическая лаборатория, в которой Лебедев мог продолжать исследования и руководить работой своих учеников, была оборудована на общественные средства (включая средства фонда А. Л. Шанявского) в подвальном этаже дома, где он снимал квартиру (Мертвый переулок, д. 30, недалеко от Пречистинских ворот, ныне — Кропоткинская площадь).
[3]