Очерки по истории Казанского ханства. Становление, развитие и падение феодального государства в Среднем Поволжье, 1438–1552 гг.

Можно отметить две эпохи, когда восточные мотивы особенно интенсивно вливались в московское зодчество. Это — первая половина и середина XVI века (правление Василия III и начало царствования Ивана IV) и вторая половина XVII века (царствование Алексея Михайловича). Из этих периодов лишь первый совпадает с эпохой существования Казанского ханства и может войти в наше изложение. Это время характеризуется вообще сильным притоком культурных влияний с Востока и увлечением русских восточными модами: «Не успеет Стоглавый собор высказаться против надевания „тафей (шапочек) безбожного Махмета“, как уже автору „Беседы Валаамских чудотворцев“ приходится стыдить русских людей за ношение шлыков и портов (то есть полного костюма) турецких, а выписанный в Москву византийский патриот Максим Грек с сокрушением пишет на родину своим друзьям, что скоро москвичи, пожалуй, наденут и чалмы. Эти увлечения восточным одеянием связаны с резкими переменами в быту. Запрещая новый головной убор, Стоглав упоминает, что в Москве появился чуждый христианству обычай входить в церковь в шапках»[554]. Именно в эту эпоху в России возникло обыкновение вместо прежних звонниц при храмах сооружать колокольни в виде восьмигранных башен беседкой-площадкой наверху, увенчанных высоким шатром. Историк русской церкви профессор Голубинский говорит, что в эту эпоху «деревянные колокольни и бильницы были строены в форме башен двоякого вида: осьмигранных глухих, с высоким шатром на столбах, над площадкой, на которой висели колокола и била, и четвероугольных, в несколько этажей, с большими пролетами и с тем или другим низким верхом. Форма первых башен, как можно и должно думать, взята была с наших домовых теремов, причем произведено было только некоторое изменение соответственно назначению (открытая площадка для колоколов и бил)»[555]. В описанной форме нетрудно узнать знакомый нам тип минарета

татарских мечетей. Его не требовалось даже приспособлять соответственно назначению, как думал профессор Голубинский, так как открытая площадка для азанчи под шатровым покрытием у минаретов существовала, и оставалось только использовать ее для колоколов. Достаточно взглянуть на минареты деревенских мечетей Казанского края и сравнить их с изображениями севернорусских шатровых колоколен, чтобы убедиться в единстве их происхождения. От минаретов русские колокольни отличаются более грубыми пропорциями срубов и шатров, и это доказывает, что образцом служили мечети, изящества которых не сумели достигнуть иностранные подражатели. Указание профессора Голубинского на сходство шатровых колоколен с домовыми теремами справедливо лишь постольку, поскольку терема являются также заимствованными у татар. Застекленные вышки, светелки и висячие переходы татарских домов действительно более всего напоминают старинные терема, да и самый обычай изолировать женщин в теремном заключении считается заимствованным русскими у татар, так что причина, обусловившая возникновение этой формы в русском зодчестве, указывает нам на Восток.