Очерки по истории религии и атеизма

Ожесточенная борьба между родовой аристократией и демосом в VII и VI вв. в области идеологии проявляется, с одной стороны, в религиозных брожениях, с другой — в кризисе олимпийской религии и мифологии. Гомеровская религия уже не соответствовала новым условиям сложной и многообразной общественной жизни греческих полисов. Религиозное брожение нашло яркое отражение в крестьянских волнениях, проходивших под знаменем борьбы за земледельческую религию, за культ умирающих и воскресающих богов Деметры и Диониса.

Прежним традициям и понятиям, которые являлись идеалами родовой аристократии, противопоставлялись новые понятия. На первый план выдвигались идеалы справедливости и мудрости. Характерно, что зарождение идеала мудрости в греческом обществе в VI в. было непосредственно связано с критикой религиозных и мифологических представлений. Критика старой религии нередко принимала атеистическую форму. В частности, поэт Сисмоний Кеосский (556–468 гг. до н. э.), творчество которого было связано с прогрессивным течением ионической философии, решительно выступал против общепринятых религиозных представлений.

Центром религиозной идеологии и идейного движения родовой аристократии являлся храм Аполлона в Дельфах. Основным в дельфийской религии было требование: «Познай самого себя». Одним из религиознофилософских течений родовой аристократии было орфическое учение. Орфики получили название по имени легендарного фракийского певца Орфея. Орфическая религия представляет собой пеструю и противоречивую смесь наивных космологических воззрений греческих мифологических культов и восточного учения о переселении душ. В орфической религии своеобразно сочетались нравственные вопросы с религиозной мистикой. Такое сочетание было свойственно и воззрениям пифагорейцев. Религиозно-мистическое учение Пифагора было широко распространено среди аристократической знати. Отделения пифагорейского тайного религиозно-политического союза, или, как их тогда называли, «гетерии», существовали почти во всех греческих полисах и сыграли в их истории самую реакционную роль.

Подлинная биография Пифагора (571–497 гг. до н. э.) не известна. Еще при жизни мыслителя последователи превратили его в божество и соответственно извратили его биографию. Дошедшие до нас легенды изображают Пифагора святым и чудотворцем. Даже рождение его описывается как чудо: по одним преданиям, он был сыном Гермеса, по другим — Аполлона. Божественное происхождение Пифагора подтверждалось тем, что одно бедро у него якобы было золотым и что он в один и тот же день читал лекции в разных городах Греции. Члены мистического союза пифагорейцев придавали исключительное значение личному авторитету Пифагора. Его слова называли «словами бога», имя его не произносилось, а говорили: «Сам сказал».

Истинное мировоззрение, по Пифагору, покоится на трех основах: морали, религии, знании. Мораль Пифагора — мораль родовой аристократии. Основой основ он считает религию и ставит целью подчинить ей науку. Пифагорейцы учили, что имеются существа трех родов: боги, люди и богочеловеки, подобные Пифагору. Пифагорейцы осуждали кровавые жертвоприношения, критически относились ко многим религиозным легендам и мифам, к общепринятым верованиям.

Религиозная мораль пифагорейцев содержится в их «Золотых стихах»:

Во-первых, — бессмертных богов почитай по закону и чину.

Клятву блюди, уважай, да и демонов — дивных героев

Чествуй, духов земных также; блюди, как они, все законы.

Здесь же родителей чти, да и сродников тех, что поближе.

Словом ли, делом на зло склоняют, — не поддавайся,

Делать и молвить ты должен лишь, что для тебя-то наилучше.

Прежде, чем делать что-либо, обдумай, чтоб не было глупо,

Глупые ж действия, речи — лишь безрассудному впору.

Подвиг же свой совершая,

Богам молись, да помогут. Когда же весь труд одолеешь,

Сонм весь бессмертных богов, да и смертных людей, ты

познаешь,

Что разделяет их, что и объемлет единою связью.

Правильно также природу познаешь во всем одинакую.

Тело ж свое как покинешь, — в эфир воспаришь ты свободный и

Будешь бессмертен, как бог, уже смерти и тлению чуждый[163].