Очерки по истории Русской Церкви. Том 2

Маскируя этот глубокий фон личной обиды, Никон создает не вполне ясную и убедительную концепцию всего конфликта, где смешаны Wаhrhеit und Diсhtung. Как было уже указано первым же посланцем царя, в первый день ухода Никон говорил, что уходит «по обету и боится умереть патриархом». В письме к царю 1661 г. Никон сослался на то, что царь не дал ему удовлетворения за обиду его стряпчего, кн. Мещерского. Еще позднее, на соборе 1666 г., по записи протокола, на вопрос «какой гнев и обида? И чтобы с престола сошел — от него, великого государя, к нему, Никону, присылка была ли?» ответ Никона записан так: «немилость де великого государя к нему за то, что на окольничего Богдана Матвеича не дал обороны и к церкви ходить не почал. А присылки де, чтоб он с престола сошел и патриаршество оставил, от великого государя к нему не бывало. А сошел де он собою».

Эту недостаточную причину Никон по другим поводам углубляет и, вероятно, субъективно искренне ссылается на весь тот комплекс сознательных и подсознательных мотивов, которые им тогда руководили, но какие для нас и до сих пор остаются непрозрачными и путанными. Так, в 1662 г. в письме к Паисию Лигариду Никон пишет о моменте конфликта: «прислал к нам царь в келию единого от своих со многими неправедными словами поносными. И мы то слыша его прещение и гнев без правды, помыслили дати место гневу, понеже стало быти не у чего. Суд и всякая церковная управления царская держава восприят, и нам быти стало не у чего. И по совершении святой литургии, елико достойно яже о себе, во святой церкви пред Богом и всеми людьми о всем засвидетельствовахом, и до царского величества послал ключаря, да весть о нашем отхождении, яко ничто же Божией церкви лукаво сотворихом, исе гнева ради твоего неправедного, повинуясь евангельскому словеси: аще гонят вас из града, бежите во ин град».…

Таким образом, Никон дает неожиданную теорию своего поступка. Он — гонимый иерарх. Гонитель — царь. С ним у иерарха не может быть борьбы силой. Никон принимает пассивный, мученический путь: бежит по евангелию. Без царской опоры ему — патриарху в православном царстве «быть не у чего», т. е. нельзя ответственно быть у дел. Положение ненормальное: царь «во гневе», т. е. в некоем духовном безумии. А потому и «восприят», т. е. захватил в руки «все» церковное управление. Вопиющее беззаконие и несчастие! Патриарх вынужден уйти, чтобы дать царю увидеть всю нелепость, неканоничность его поведения.

Эту же мысль Никон развивает и в ответе на 17-й вопрос Стрешнева — Лигарида: «От немилосердия его — царева иду с Москвы вон. И пусть ему, государю, просторнее без меня. И про тот гнев всему государству ведомо, что он, гневаясь на меня, не приходил. А вселенстей велицей церкви обид много стало. И божественных заповедей Христовых, и св. апостол и св. отец правил, как обещал на нашем поставлении, не почал соблюдати. А мы на избрании своего патриаршества и сами обещались, с клятвою и подписанием руки своея: Божия заповеди и св. апостол и св. отец хранити. А он, великий государь, через божественные правила суд церковный отнял, нас самех и епископов и архимандритов, и игуменов и весь священный чин велел своим приказным людям судить». Следовательно, Уложение и Монастырский Приказ 1649 г. были в глазах Никона уже беззаконным царским «захватом» власти над церковью. Но он — Никон надеялся беззаконие ликвидировать. Средством для этого, по замыслу Никона, были те клятвенные условия, которые он поставил при вступлении своем на патриаршество в 1652 г. По логике Никона, он ждал от царя добровольного исправления и возвращения церкви ее прежних прав. Но теперь, в 1658 г., после достаточно длительного опыта, он увидел, хотя бы и по мелочному поводу 9-го июня, что ожидание исправления безнадежно, что Никон уже не освободит церкви. А потому он и прибег к методу приведения царя аd аbsurdum. Пусть теперь царю будет «просторнее», т. е. пусть царь выявит для всех свое преступление пред церковью. Разъясняя эту мысль в ответе на 26-й вопрос, Никон пишет: