Очерки по истории Русской Церкви. Том 2

Объективно пришел срок ликвидации великого исторического уродства, одинаково для государства, как и для церкви. «Время своих слуг поставляет», — говорит ветхозаветный мудрец. И вот русские государственные головы первой половины ХVII в., и из них, может быть, самый даровитый, князь Одоевский, впитав не книжно, но «нюхом» и здравым смыслом новые правовые идеи, восстановляя потрясенное смутой государство, смело принялись и выполнили жизненно необходимое дело: Уложение 1649 г. царя Алексея Михайловича. Это сводка всего государственного, административного, гражданского и уголовного права. Творцы «Уложения» осуществили целый идейный переворот. Они провели на деле юридический принцип монополии государства на власть его над всей своей территорией. Государство — владелец территории. Источник земельного имущественного права — в пожалованиях государственной власти. Она раздает землю за заслуги и в своих интересах. И лишь через государство

разные категории его слуг и его населения получают право пользования и распоряжения землями. Как собственник

территории, государство и управляет ею, контролируя тем ее целесообразное с «общей пользой» пользование ее частными «собственниками». Бесплодно и нерационально, к невыгоде государства, земли не должны пустовать и пропадать. Так наз. «Монастырский Приказ» (это церковное министерство по управлению всеми монастырскими земельными имуществами при патриархах) из так сказать «министерства патриаршего» должен стать «министерством царским». С этим наступил государственный контроль. Монастырский Приказ начал ведать государственные сборы с церковных вотчин, описи церковного имущества и разные полицейские меры по делам церковных вотчин. Переживалось это изменение, по внешности только техническое, а по внутреннему существу государственно-экспроприаторское, как некоторое моральное засилье власти, как «революция» в понятиях и быте. По более острой аналогии это можно сопоставить с самочувствием и переживанием в 1918 г. И. Д. Сытина, когда и его первоклассная типография на Пятницкой улице и весь издательский аппарат, не говоря о деньгах, были «взяты в свои руки» большевиками, а ему, как «человеку из народа», ласково предложено помогать им в качестве «спеца» управлять этим делом. Он согласился, но… умер морально, а вскоре и физически.

Другой основной идеей Уложения была идея единого государственного суда, для всех равного: «Чтобы Московского государства всяких чинов людям от большого и меньшого суд и расправа во всяких делах была всем равна». Что может быть бесспорнее и естественнее этого принципа единства суда государственного по делам гражданским, раз едино само государство? И вот этого не могли вместить архиерейские сердца и головы даже такого калибра, как патр. Никон, несмотря на то, что метод

проведения этой здравой реформы был мягкий, постепенный. Аппарат, выполнявший суд, т. е. «Монастырский Приказ» (патриарший) не упразднялся, а только в готовом виде включался в систему суда государственного. Разумеется, при этом должны были произойти во имя задачи единства суда также и перестройки в смысле упразднения пестроты классовых привилегий. Виртуозная пестрота была в том, что Монаст. Приказ был аппаратом суда по гражданским делам только для мирян

церковного ведомства, так сказать, для низшего класса. А класс высший, духовная «аристократия», епископы, архимандриты, игумены и все белые клирики по гражданским делам судились в ведомстве вел. князя и царя в «Приказе Большого Дворца», и суд только «боярский» (а не «царский») даже в своем «Монастырском Приказе» считали для себя унижением (!).

С передачей готового аппарата М.Приказа в светские руки выступили наружу и те бытовые подробности, которыми прежде не тяготились епископы и монастыри. Свой Мон. Приказ прежде «назначал» священников и причетников в Монастырские вотчины, перемещал игуменов, келарей. Теперь это показалось оскорбительным засильем. Епископы бросились к царю просить для отдельных монастырей своих епархий «несудимые грамоты». Наследие пестроты и чересполосицы татарского времени было понятнее и милее их сердцу, чем нормальный порядок. Царь… уступил. Но все-таки принципиальное наступление государственного единства на удельную анархию в данном случае одержало победу. Однако сонное сознание иерархии было ранено. Первый поднял открытое сопротивление — это возлюбленный царем Алексеем архимандрит Новоспасского придворного монастыря Никон. Царь ему одному, в виде исключения, при назначении его на Новгородскую кафедру, дал генеральную «несудимую грамоту» на всю Новгородскую епархию. Новгородчина стала уделом Никона, на который не простиралась сила нового конституционного закона — «Уложения 1649 г». в пункте о новом царском Монастырском Приказе. Но… это временное капризное завоевание царского любимца было показательно для всей боязливо «молчащей» иерархии. Все не понимали и не переваривали этого государственного Мон. Приказа.