Очерки по истории Русской Церкви. Том II

Притянули Феофилакта. 10-го апреля 1735 г. к нему прибыл курьер с пакетом. В пакете вопрос за подписями Кабинет министров Остермана, Ягужинского, Черкасского: «Ведаете ли вы такого человека, который бы таковых речей: наимилший, коханный, благословеньство, динькую и проч., якобы на образец польского языка устроенных, употреблять приобыкл?» На ответ дано три часа сроку, на той же бумаге, курьер ждет тут. Феофилакт ответил: «Отнюдь не ведаю». 22-го апреля прибывает второй курьер. Бумажный допрос звучал: «не так ли иногда с вами разговаривал бывший иеромонах, что ныне расстрига Иосиф Решилов? И в своих к вам письмах таковых, будто бы польских наречий не употреблял ли? Такожде и вы, в ваших к нему поговорках и письмах, таковых же на стать такую слов, хотя и насмешкою, не произносили ли? На сие вам ответствовать, как и прежде при вручителе сего, в три часа». Феофилакт ответил: может быть и говорил, но не помнит, потому что Решилов жил не при нем, а на дальнем расстоянии. Кабинет, признав ответы неудовлетворительными, потребовал Феофилакта в СПБ. Здесь на подворье Феофилакта арестовали, начали новые допросы и под присягой, обращаясь с грубостью на ты, как к заранее уже осужденному. «Понеже ты на посланные к тебе четыре допроса ответствовал весьма не прямо… И потому показал ты сам себя к подозрению известного следуемого злого умысла близким. Того ради, по именному Ее Имп. В-ва указу, высоко учрежденные кабинетные министры и синодальные члены согласно приговорили: привести тебя при знатных духовного и мирского чина особах к присяге по приложенной при сем форме. И дабы ты впредь не отговаривался малым к рассуждению данным тебе временем… Дается тебе на рассуждение, идти ли тебе к присяге, или сказать, что знаешь, довольное время, а именно до 10-го числа сего июля месяца. А между тем и то тебе во известие предлагается, что если ты, не вступая в присягу, не скрытно и прямо покажешь, что надлежащее к прежним данным тебе допросам ведаешь: то, как бы ни был виноват, по благоутробному Ее Им. В-ва милосердию получишь прощение. Если же присягою завяжешься, а после окажется, что присягал ты ложно, то, не льстя себе, ведай несомненно, что какого суда и осуждения сам ты признаешь достойными во лжу призывающих Бога Свидетеля, таковой суд и осуждение с тобою будут». Предписанная присяга была исполнена в церкви, при законных свидетелях под крестом и евангелием. Вот текст, произнесенный Феофилактом: «Я, нижеподписавшийся клянусь Богом Живым, что на поданные мне, по именному Ее Им. Вел-ва указу, допросы: первый — апреля 10-го дня, другой — апр. 22-го, третий Мая 30-го, четвертый — июня 29-го дня 1735 г. писанные, ответствовал по сущей истине, ничего не утаивая, но столько, сколько знал я и знаю, произнося, и что с бывшим иером. Иосифом, что ныне расстрига Ив. Решилов, и с кем другим, в словесных и письменных на Ее Имп. Вел-во нареканиях не имел согласия и сообщества и никаких от него Решилова или от другого кого ни есть говоренных на Ее Имп. Вел-во нареканий и поношений никогда не слыхал и не видал и никаким другим способом не ведал и ныне не ведаю. Такоже, что писанные от меня на вышеупомянутые вопросы ответы, без всякого тайного в сердце моем толку и подложного другого образа, прямые и истинные суть, в такой силе и разуме, в каковой силе и разуме писанными мной речами показуются и как от чтущих, так и от слышащих оные разумеются, тоже сказую по сих клятвенных словах моих. И все то сею моею присягою пред Всеведающим Богом нелестно и нелицемерно, и не за страх какой, но христианскою совестию утверждаю. Буди мне Единый Он Сердцеведец Свидетель, яко не лгал в ответах и не лгу в сей клятве моей. А если лгал или лгу, Той же Бог, яко Праведный Судья, да будет мне отмститель». И протокол записывает, что к концу произносимого текста архиеп. Феофилакт «дважды плакал». Мука этой клятвы не помогла Феофилакту. Он был все равно посажен в заключение на своем подворье, как арестант с неоконченным делом. Сидя в заключении, он пережил своего мучителя Феофана, скончавшегося в 1738 г. Это обстоятельство не принесло облегчения Феофилакту, потому что немецкое правительство в декабре 1738 г. вновь пришло в ожесточение под влиянием открывшегося заговора Долгоруких и Артемия Волынского. Начали снова трепать уже осужденных и заключенных. Вынули из архива вновь дело Феофилакта и поставили себе задачей доконать его. Протокол Тайной Канцелярии вновь исходит из положения, «что помянутый архиерей Феофилакт, по обстоятельству производимого с прочими о нем дела явился в важных винах, …что «не принес чистой повинной, но коварно в том себя закрывал»; что с расстригой Иваном Решиловым имел «персонально неприличные речи, каковы в тех их пасквилях явствуют… На посланные к нему именные указы с явною бессовестностною лжею объявлял, что того будто бы не бывало. Но когда те его бессовестные ответы письмами Решилова явно были обличены, тогда никакого уже оправдания он не принес кроме отговорки, что прежде не объявил он якобы от беспамятства; когда и потом в ответах вину свою скрывал, паче же присягою пред Всемогущим Богом с клятвою себя в оном утверждал и ни о чем на себя и на других не показал и в том под присягою своеручно подписался… Но после того по ответу его явно означилось, что оную присягу учинил он умышленно ложно… и потому думал, что оною учиненною им присягою дело о нем кончилось. Но по следствию Тайной Канцелярии он явно явился в злоумышленных, непристойных и предерзостных рассуждениях и нареканиях, в чем сам винился в расспросе. За оные важные вины подлежит лишить его архиерейства и всего священного и монашеского чина и за надлежащим караулом послать его в Выборг и содержать там в замке, называемом Герман, до смерти его, никуда неисходно, под крепким караулом, не допуская к нему никого, також бумаг и чернил ни для чего ему отнюдь дано бы не было». Потрясенного физически Феофилакта полуживым дотащили до Выборга. Комендант крепости немедленно запросил инструкций, как ему поступать в случае смерти ослабевшего узника. Тайная Канцелярия отвечала: «Для исповеди оного Лопатинского и по достоинству для сообщения Св. Тайн священника к нему допустить. Токмо оному священнику, прежде допущения его к Лопатинскому, объявить, дабы он, кроме надлежащей исповеди, других посторонних ни каковых разговоров отнюдь не имел, и о деле его, по которому он сослан, у него не спрашивал. А если, паче чаяния, оный Лопатинский умрет, то мертвое его тело похоронить в городе при церкви по обыкновению, как мирским людям погребение бывает, без всякой церемонии». Так как Феофилакт выжил, то его еще раз таскали в СПБ для каких-то якобы разъяснений по доносам. Бироновщина кончилась. Наряду с другими, затравленными немецким правительством духовными персонами, и Феофилакт в 1741 г. восстановлен был правительством Анны Леопольдовны и в сане и в звании, но, обессиленный, через четыре месяца уже угас.