Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время полностью

Если перейдем на восток от линии Ярославль – Вологда за р. Кострому, то между рр. Костромой и Унжей встретим старинные поселения удельного Галицкого княжения – город Галич-Мерьский с его пригородами: Солигаличем, Чухломой, Унжей, Парфеньевым, Кологривом и др. Леса костромские по Костроме, унженские (или унежские) по Унже с двух сторон составляли естественную границу Галичского уезда, придавая ему характер обособленности: Галич был центром этого уезда; Кострома и Тотьма были как бы выходами из него на юг и север. Рыболовство, лесные промыслы, варка соли, землепашество составляли занятия жителей этого края. Давность поселений и хозяйственной культуры в крае сказывалась, с одной стороны, в очень значительной, сравнительно, населенности края, а с другой стороны, в крепости внутренних связей, сложившихся ко времени смут XVII века. В 1608 году галицкие тяглые люди собрали против «воров» посоху по сту человек с сохи и держались, несмотря на измену галицких служилых людей. Такое большое число ратников с сохи возможно было собрать только при многолюдстве в податных сохах. Из росписи, составленной, правда, лет на 70 позднее, узнаем, что Галицкий уезд был одним из самых богатых по населению во всем государстве: заключая в себе более 31 тыс. тяглых дворов, он по населенности занимал пятое место в ряду центральных московских уездов. Соответственно общей населенности и главные города в уезде были хорошо населены. В середине XVII века в Галиче считали тяглых 729 дворов, а в них 1755 человек; в это время, в 40-х годах XVII века, Галич уже успел оправиться от разгрома, постигшего его в смуту, и снова наполнился народом. Но двадцать лет ранее, в 1628 году, он еще пустовал: по письму кн. Никифора Мещерского, в это время в нем было 211 пустых тяглых дворов, 47 пустых же дворовых мест и всего 361 жилой двор. В это последнее число входило 38 «молодчих» дворов, 172 двора «бобыльских» и «худых», «которые в сошное письмо с тяглыми людьми не погодятся, а имать с них оброк»; остальное же были нищие, кормились «по наймам и меж двор». В 1620 году пустоты было еще больше: при 263 жилых, тяглых и нетяглых, дворах считали 258 пустых дворов и мест, а на торгу на 34 лавки приходилась сотня пустых лавочных мест. Таких ранних известий о пригородах Галича мы не имеем. По книгам 1646–1648 годов считали в Солигаличе 339 дворов и 780 человек; Чухлома, Унжа, Парфеньев, второстепенные галицкие городки, были малы: ни один не имел даже сотни дворов. Укрепления в Галиче были невелики: деревянный город на осыпи, в окружности всего 470 сажен; а в Соли Галицкой они сверх того были и плохи: «Около посаду острогу нет, и город сгнил и розвалялся, и наряду и зелья (орудий и пороху) нет, кропиться нечему» – так говорили в 1609 году жители Соли[8].

Нет надобности много говорить о значении Волги в хозяйственной жизни Московского государства и о торговой деятельности приволжского населения в так называемых верховых городах, лежавших выше Нижнего Новгорода, между Нижним и Ярославлем. Через Ярославль сообщалось с Волгой Поморье, через Кострому – Галицкий уезд, через Плёсо и Кинешму – шуйские места, через Юрьевец-Поволжский – берега рр. Унжи и Немды, через Балахну – лесной район, по местному названию Чернораменье, по которому возвращался в Москву Грозный после казанского взятья в 1552 году. Все названные города были пристанями, кормившими окружное население, или принимая от него излишки местного производства, или снабжая его необходимыми продуктами, или давая ему заработки на реке. Из всех этих пристаней, промежуточных между Нижним и Ярославлем, первое место принадлежало Костроме. Это был большой город. В 1628–1630 годах в нем было 1633 двора и 489 лавок и амбаров; в 1678 году только на посаде насчитали в нем 1407 дворов. В мор 1654 года в Костроме умерло, по отчету поповского старосты, 2708 человек, да в подгородных слободах 557 человек. Все это очень высокие для того времени цифры: они позволяют нам считать Кострому в числе самых крупных московских городов. Англичане очень рано завели в Костроме свое подворье; сами костромичи с товарами своими бывали на Северной Двине у Архангельского порта и на Мологе по пути к балтийским рынкам; торговали они и с Нижним. По р. Костроме на костромские городские пристани неизбежно попадали продукты Галицкого края, в большой мере влиявшие на развитие костромской торгово-промышленной жизни. Другие пристани были значительно беднее населением: по переписным книгам 1678 года, на Кинешме считали 360 посадских дворов; на Балахне в то же время было 788 посадских дворов, а по дозору 1619 года в ней тягло записали только 200 дворов; в Юрьевце-Поволжском по книгам 1646 года был 141 двор. Кроме летнего речного пути, приволжские города соединялись между собой береговыми дорогами, шедшими по обоим берегам реки; одной из таких дорог, правобережной, воспользовалось земское ополчение 1611–1612 годов для своего передвижения в Ярославль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука