Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

Может быть, это неумение современников рассмотреть за вспышками царского гнева и за самоуправством его опричной дружины определенный план и систему в действиях опричнины было причиной того, что смысл опричнины стал скрыт и от глаз потомства. Но есть этому и другая причина. Как первый период реформ царя Иоанна оставил по себе мало следов в бумажном делопроизводстве московских приказов, так и опричнина с ее реформой служилого землевладения почти не отразилась в актах и приказных делах XVI века. Переводя области в опричнину, Грозный не выдумывал для управления ими ни новых форм, ни нового типа учреждений; он только поручал их управление особым лицам – «из двора», и эти лица из двора действовали рядом и вместе с лицами «из земского». Вот почему иногда одно только имя дьяка, скрепившего ту или иную грамоту, показывает нам, где дана грамота, в опричнине или в земщине; или же только по местности, к которой относится тот или другой акт, можем мы судить, с чем имеем дело – с опричным ли распоряжением или с земским. Далеко не всегда в самом акте называется точно, какой орган управления в данном случае надо разуметь, земский или дворовый; просто говорится: «Большой дворец», «Большой приход», «Разряд», и лишь иногда прибавляется пояснительное слово, вроде: «из земского дворца», «дворовый разряд», «в дворовый Большой приход». Равно и должности не всегда упоминались с означением, к какому порядку, опричному или земскому, они относились: иногда говорилось, например, «с государем бояре из опришнины»: «дворецкий Большого земского дворца», «дворовые воеводы», «дьяк Разряду дворового» и т. д.; иногда же лица, заведомо принадлежащие к опричнине и к «двору», именуются в документах без всякого на то указания. Поэтому нет пока возможности дать определенное изображение административного устройства опричнины. Весьма соблазнительна мысль, что отдельных от земщины административных учреждений опричнина и вовсе не имела. Был, кажется, только один Разряд, один Большой приход, но в этих и других присутственных местах разным дьякам поручались дела и местности земские и дворовые порознь, и не одинаков был порядок доклада и решения тех и других дел. Так, в Разряде в 1574–1576 годах земскими дьяками были Щелкаловы, а дворовыми – Андрей Шерефединов и Андрей Арцыбашев. Первые вели свои обычные доклады через думу (почему и стали именоваться «думными»), вторые же через «двор» (почему и назывались «дворовыми»). Это, разумеется, наши гадания, но они находят себе некоторую опору в словах летописи, что, учреждая опричнину, Грозный «конюшему и дворецкому и казначеем и дьяком и всем приказным людем велел быти по своим приказом и управу чинити по старине, а о больших делех приходити к боярам». Очевидно, что старый административный механизм не был разрушен опричниной. В нем все осталось на своих местах и все по-старому обращалось «о больших делех» к боярской думе – к боярам, которым государь «велел быти в земских: князю Ив. Дм. Бельскому, князю Ив. Фед. Мстиславскому и всем бояром». Дума сама решала все обычные «большие» дела, о делах же экстренной важности должна была докладывать государю: «А ратныя каковы будут вести или земския великия дела, и бояром о тех делех приходити к государю, и государь, приговори с бояры, тем делом управу велит чинити». Так летопись определяет порядок вершения дел в земщине, порядок старый, привычный и понятный. Все, что перешло в опричнину, было изъято их этого порядка в том смысле, что было выведено из подчинения «земским» боярам, то есть боярской думе. Дела «опришные» восходили к государю мимо думы, но, кажется, шли они из тех же приказов. По летописи, в опричнине не было устроено особых, параллельных земским, приказов, а только были «учинены» особо «всякие приказные люди». По актам также нельзя проследить существования отдельных «приказных изб» в опричнине, таких, где действовал бы особый штат дьяков: напротив, по местническому делу В. Зюзина с Ф. Нагим (1576 г.) видно, что канцелярия и архив Разряда и Четей не были разделены между земщиной и новым «двором». Но и акты, согласно с летописью, свидетельствуют, что были особые «опричные» и «дворовые» приказные люди. Отсюда у нас и возникает предположение, что при единстве присутственных мест существовал двоякий служебный штат. Одна его часть ведала дела, подчиненные боярской думе и земщине, другая ведала дела «дворовые», изъятые из ведомства думы. Исследователям еще предстоит решить вопрос, как размежевывались дела и люди в таком близком и странном соседстве. Нам теперь представляется неизбежной и непримиримой вражда между земскими и опричными людьми, потому что мы верим, будто бы Грозный заповедал опричникам насиловать и убивать земских людей. А между тем не видно, чтобы правительство XVI века считало дворовых и земских людей врагами; напротив, оно предписывало им совместные и согласные действия. Так в 1570 году, в мае, «приказал государь о (литовских) рубежах говорити всем бояром, земским и из опришнины …и бояре обои, земскии и из опришнины, о тех рубежех говорили», и пришли к одному общему решению. Через месяц такое же общее решение «обои» бояре постановили по поводу необычайного «слова» в титуле литовского государя и «за то слово велели стояти крепко». В том же 1570 и в 1571 году на «берегу» и украйне против татар были земские и «опришнинские» отряды, и им было велено действовать вместе, «где случится сойтись» земским воеводам с опришнинскими воеводами. В 1570 году в Новгород вместе приехали посланные под Колывань воеводы: земский Иван Хирон Петрович Яковлев и опричный Василий Иванович Умной-Колычев; вместе же отправились они из Новгорода, а во время пребывания в Новгороде опричный воевода со своего двора «всегда ездил изутра ко Ивану Петровичу», земскому воеводе, на его двор. В 1577 году «послал государь дворян из земского в розные городы высылати на государеву службу детей боярских»; эти «дворяне из земского» отправлены были, между прочим, в Обонежскую и Бежецкую пятины и в города Суздаль, Галич и Кострому, которые с уездами были взяты в опричнину, а стало быть, и населены не «земскими» боярскими детьми[31]. Все подобные факты наводят на мысль, что отношения между двумя частями своего царства Грозный строил не на принципе взаимной вражды, и если от опричнины, по словам Ивана Тимофеева, произошел «земли всей велик раскол», то причины этого лежали не в намерениях Грозного, а в способах их осуществления. Один только эпизод с вокняжением в земщине Симеона Бекбулатовича мог бы противоречить этому, если бы ему можно было придавать серьезное значение и если бы он ясно указывал на намерение отделить земщину в особое «великое княжение». Но кажется, это была кратковременная и совсем невыдержанная проба разделения власти. Симеону довелось сидеть в звании великого князя на Москве всего несколько месяцев. При этом так как он не носил царского титула, то не мог быть и венчан на царство; его просто, по словам одной разрядной книги, государь «посадил на великое княжение на Москве», может быть, и с некоторым обрядом, но, конечно, не с чином царского венчания. Симеону принадлежала одна тень власти, потому что в его княжение рядом с его грамотами писались и грамоты от настоящего «царя и великаго князя всея Руси», а на грамоты «великого князя Симеона Бекбулатовича всея Руси» дьяки даже не отписывались, предпочитая отвечать одному «государю князю Ивану Васильевичу Московскому». Словом, это была какая-то игра или причуда, смысл которой неясен, а политическое значение ничтожно. Иностранцам Симеона не показывали и о нем говорили сбивчиво и уклончиво: если бы ему дана была действительная власть, вряд ли возможно было бы скрыть этого нового повелителя земщины[32].