Теперь можно было заняться церковными делами. Феодосий, как западный человек, придерживался никейского православия. Но сам он "по традиции" был некрещеным. В 380 г. Феодосий опасно заболел и, будучи при смерти, крестился. Таким образом, он стал первым (за исключением Юлиана) крещеным императором. Результаты этого сказались сразу. Например, когда в Салониках вспыхнул бунт и Феодосий утопил его в крови, местный епископ Асхолий не впустил императора в церковь. Феодосий в грубой рубахе кающегося стоял в притворе, пока не исполнил всю епитимью.
В 380 г. сразу после своего крещения Феодосий издал эдикт – манифест о вере. Вот он:
"К жителям города Константинополя. Желаем, чтобы все народы, какими правит власть нашей милости, следовали той религии, которую божественный апостол Петр передал римлянам (т.е. жителям Империи. –
Христианам, повинующимся этому закону, повелеваем прилагать к себе имя кафоликов. Прочих же дерзких и безумствующих присуждаем нести бесчестие еретического учения. Собрания их не должны называться церквами. И они сами будут подвергнуты наказаниям не только по божественному осуждению, но и по нашему повелению, принятому по небесному внушению" (Cod. Theodos. XVI, I, 2).
Итак, все, кроме никейцев, лишались звания кафоликов и соответствующего положения в Империи. Это было решено еще до созыва предполагающегося всеобщего собора.
Интересно, что Феодосий, прибывший в столицу с западной ориентацией, считал, что в Антиохии законным епископом является Павлин. Великие каппадокийцы, со своей стороны, поддерживали группу Мелетия. Однако, как уже отмечалось выше, все послания св. Василия в Рим о признании Мелетия были отвергнуты. Ознакомившись с ситуацией, Феодосий увидел, что фигурой, способной объединить греческих епископов в единую Церковь, является Мелетий, и принял его сторону.
6.
В Константинополе положение было следующим. Архиепископ Демофил был арианином-омийцем. Но была в городе и небольшая православная группа, пригласившая к себе пастыря, у которого не оказалось паствы, – св. Григория Богослова.Он приехал в столицу в конце 379 г. и остановился в доме своих родственников. В этом же доме в скромной комнате он начал вести богослужения. Эту домовую церковь он назвал "Анастасия" – воскресение, в знак воскресения Православия. Внешность св. Григорий имел самую невзрачную: он был мал ростом, худ, сутул, почти без волос. Но постепенно он пленил избалованных столичным блеском константинопольцев силой своего красноречия. В домовой церкви он прочитал свои знаменитые пять "Слов о богословии", в которых изложены основы учения каппадокийцев о Святой Троице. Народ все более стекался к нему. Официальная церковь реагировала на рост популярности св. Григория погромами. На Пасху толпа пьяных громил напала на храм св. Григория и даже убила одного из его ближайших сотрудников. Но православные крепились и ждали защиты от нового императора.
Константинополь в то время был бурлящим котлом. Вот что пишет св. Григорий: "Одни, вчера или позавчера оторвавшись от черной работы, вдруг стали профессорами богословия. Другие, кажется прислуги, не раз битые, сбежавшие от рабьей службы, с важностью философствуют о непостижимом. Всё полно этого рода людьми: улицы, рынки, площади, перекрестки. Это – торговцы платьем, денежные менялы, продавцы съестных припасов. Ты спросишь их об оболах, а они философствуют о Рожденном и Нерожденном. Хочешь узнать цену на хлеб, а они отвечают: "Отец больше Сына". Справишься, готова ли баня? Говорят: "Сын произошел из не-сущих". Отметим, что всё это формулы евномианские.
Когда Феодосий наконец прибыл в столицу, единственным православным епископом там оказался св. Григорий. Ему были переданы все храмы. Император лично ввел скромного застенчивого Григория в храм св. Софии. Вот как св. Григорий с долей самоиронии описывает это событие:
"Храм окружен был воинами, которые в вооружении и в большом числе стояли рядами. Туда же, как морской песок и туча, стремился, непрестанно увеличиваясь, весь народ с гневом и стоном на меня, с мольбами обращаясь к императору. Улицы, ристалища, площади, даже дома с двумя и тремя этажами наполнены были снизу доверху зрителями – мужчинами, детьми и старцами. Везде суета, рыдания, слезы, вопли – точное подобие города, взятого приступом… А я, доблестный водитель и воевода, едва переводя дыхание, шел посреди войск".
Впереди шел сам император. Было пасмурное осеннее утро, но когда вступили в храм, засияло солнце и православные стали аплодировать и кричать приветствия Григорию. Он от волнения и бессонной ночи потерял голос и не мог попросить толпу успокоиться, чтобы начать богослужение. За него это должен был сделать другой епископ.