Я должен ограничиться приведенным случаем. Упомянутая мной книга Брейера и Фрейда («Этюды по истерии») содержит множество подобных примеров. Очевидно, что происшествия подобного рода производят сильное впечатление, и поэтому люди склонны приписывать им каузальную значимость в возникновении симптомов. Принятое в то время объяснение истерии, основанное на английской теории «нервного шока» и активно поддержанное Шарко, позволило с достаточной полнотой объяснить открытие Брейера. Отсюда возникла так называемая теория травмы, согласно которой истерические симптомы в той мере, в какой симптомы формируют болезнь, и сама истерия вызываются психическими травмами, отпечатки которых могут в течение многих лет храниться в бессознательном. В распоряжении Фрейда, сотрудничавшего в то время с Брейером, имелся обширный материал, подтверждавший это открытие. Как выяснилось, многочисленные истерические симптомы возникали не случайно – они всегда базировались на реальных психических переживаниях. Таким образом, предлагавшаяся новая концепция открывала широкое поле для эмпирической деятельности. Однако пытливый ум Фрейда не мог долго оставаться на этом поверхностном уровне, поскольку начинали вырисовываться более глубокие и сложные проблемы. Вполне очевидно, что тревожные состояния, присущие пациентам Брейера, оставляли после себя весьма стойкое впечатление. Но каким образом пациентка пришла к своим переживаниям, несомненно отмеченным печатью болезни? Могли ли они быть вызваны напряжением, которое она испытывала при уходе за больным? Если это так, то должно быть много подобных случаев, ибо, к сожалению, существует большое число тяжелобольных, сиделки которых не всегда отличаются хорошим здоровьем. На указанный вопрос медицина дает превосходный ответ: «Иксом в данном уравнении является предрасположенность». У человека может наблюдаться такая «предрасположенность». Однако Фрейд хотел выяснить ее причину. Логично предположить: причина заключается в предыстории психической травмы. Как известно, волнующие сцены оказывают на разных людей различное воздействие, вещи, которые одним людям нравятся или не вызывают эмоций, могут вызывать отчаянный ужас у других; примером могут служить столкновения с лягушками, змеями, мышами, кошками и т. п. Некоторые женщины способны спокойно ассистировать при операциях, сопровождающихся потоками крови, и содрогаться от ужаса и отвращения от прикосновения кошки. Я помню молодую женщину, страдавшую острой истерией, возникшей после внезапного испуга. Она присутствовала на вечеринке и возвращалась около полуночи домой в сопровождении нескольких спутников. Внезапно на большой скорости их стала нагонять карета. Спутники ушли с дороги, а она, охваченная ужасом, бросилась бежать перед лошадьми. Кучер кричал и размахивал кнутом, но все было бесполезно, она продолжала бежать посреди дороги, которая вела к мосту. Здесь силы покинули ее, и, чтобы не быть затоптанной лошадьми, она в отчаянии собиралась броситься в реку, но ей помогли друзья. Но вот эта же дама оказалась в Петербурге в день кровавого воскресенья 9 (22) января 1905 г. на улице, которую залпами расчищали солдаты. Вокруг нее падали убитые и раненые; однако, не утратив присутствия духа, она нашла калитку, ведущую во двор, через который ей удалось выйти на другую улицу и таким образом спастись. Пережитые ею ужасные мгновения не особенно взволновали ее. После этого происшествия она чувствовала себя очень хорошо – даже лучше, чем обычно.
Весьма схожие реакции наблюдаются довольно часто. Отсюда следует заключить, что интенсивность травмы сама по себе имеет небольшую патогенную значимость; все зависит от конкретных обстоятельств. Здесь находится ключ к предрасположенности [или, по меньшей мере, к одной из ее составляющих]. Поэтому нам следует задать себе вопрос: каковы конкретные обстоятельства в ситуации с каретой? Ужас охватил ее при звуке лошадиных копыт; на мгновение ей показалось, что этот звук несет в себе нечто зловеще судьбоносное – ее смерть или нечто столь же ужасное; в следующее мгновение она перестала сознавать свои действия.