Очерки по теории сексуальности

Нельзя провести четкую разграничительную линию между «невротиками» и «нормальными» детьми и взрослыми; наше представление о «болезни» есть сугубо практическое понятие, плод комбинации факторов, а предрасположенность и случай должны встретиться между собой, чтобы «переступить порог» такой комбинации. Вследствие этого многие индивидуумы то и дело переходят из разряда здоровых в разряд невротиков, тогда как куда меньшее число совершает путешествие в обратном направлении. Обо всем этом неоднократно говорилось и уже общепризнано, так что я вряд ли одинок в своих утверждениях. Думаю, правильно будет отметить, что воспитание ребенка способно оказать сильное влияние на психику в пользу или во вред предрасположенности к «болезни» при этом комбинировании. Однако до сих пор ведутся споры относительно того, чего надлежит добиваться при воспитании и где и когда пора к нему приступать. По сей день воспитание ставит себе задачей обуздание или, как часто и правильно говорят, подавление влечений; случаи успеха лишь доказывают, что выгоду обретало небольшое число людей, которым не приходилось вытеснять свои влечения. Никто, кроме того, не спрашивал, какими способами и с какими жертвами производится подавление неудобных влечений. Попробуем же заменить эту задачу другой, а именно – сделать индивидуума при наименьших потерях в активности воспитанным и полезным членом общества; тогда сведения, полученные в ходе психоаналитических сеансов (о происхождении патогенных комплексов и содержания всякой нервозности), станут обоснованно притязать на востребованность и окажутся для воспитателей неоценимым подспорьем во взаимоотношениях с детьми. Какие практические выводы можно отсюда извлечь и насколько наш опыт может оправдать применение этих выводов в повседневной жизни при современных социальных отношениях, – это я предоставляю другим для изучения и разрешения.

Я не могу расстаться с фобией нашего маленького пациента, не высказав предположения, которое делает для меня особенно ценным этот анализ, завершившийся благополучным излечением. Строго говоря, из этого анализа я не узнал ничего нового, ничего такого, чего уже раньше не знал, пусть, возможно, в менее отчетливой и непосредственной форме, чего не встречал бы у взрослых пациентов. Но неврозы этих других больных каждый раз виделось возможным свести к тем же инфантильным комплексам, которые скрывались за фобией маленького Ганса. Поэтому велико искушение записать этот детский невроз в типические и образцовые случаи и допустить, что обилие примеров невротического вытеснения и богатство патогенного материала ничуть не мешает происхождению всего этого разнообразия из крайне ограниченного числа процессов, связанных с одними и теми же идеационными комплексами.

Постскриптум (1922)

Несколько месяцев назад, весной 1922 года, в мою приемную заглянул некий молодой человек, сообщивший, что он – тот самый «маленький Ганс», чей инфантильный невроз стал предметом работы, опубликованной мною в 1909 г. Я чрезвычайно обрадовался новой встрече, ведь через пару лет после завершения анализа маленький Ганс как-то пропал из моего поля зрения, и я ничего не слышал о нем более десяти лет. Мой отчет о работе с мальчиком, будучи опубликованным, вызвал немалый переполох в обществе и даже навлек на мою голову ряд гневных обвинений, самому же мальчику предрекали печальное и совершенно беспросветное будущее, поскольку его-де «безжалостно лишили детской невинности» в столь нежном возрасте и превратили в жертву психоанализа.

Впрочем, ни одно из этих мрачных пророчеств не сбылось. Маленький Ганс вырос и сделался цветущим юношей девятнадцати лет. Он поведал, что чувствует себя отлично и нисколько не страдает от каких-либо навязчивых состояний или мысленных запретов. Он не только успешно преодолел возраст полового созревания, чреватый всевозможными расстройствами, но и благополучно справился с одним из тяжелейших испытаний, какие могут выпасть на долю ребенка в семье: его родители развелись, каждый впоследствии сочетался браком заново, а Ганс жил от них отдельно, поддерживая при этом теплые отношения и с отцом, и с матерью; сожалел он разве что о том, что следствием распада семьи стала разлука с младшей сестрой, к которой он был крепко привязан.