Риторика такого сорта могла бы оперировать историческими сюжетами в декоративном убранстве вокзала – скажем, сценами из достославной истории Антверпена или бельгийских транспортных коммуникаций. Но такой ход не годился, ибо понуждал бы путешествующих слишком много внимания уделять конкретным событиям прошлого. Тут нужна была не прямая, а косвенная апелляция к антверпенской славе. Таковой было обращение к архитектуре, современной золотому веку Антверпена, примерно 1550–1585 годов948
, когда он был главным торговым, финансовым и культурным центром империи Габсбургов, но обращение не прямое, то есть не цитирование мотивов антверпенских построек того времени (это выглядело бы провинциально), а косвенное – к благородным общеевропейским образцам. Например, к мотивам «Генуэзских дворцов» Рубенса. Архитектурная риторика Центрального вокзала устанавливала аналогию между имперским прошлым Антверпена и империалистическими притязаниями Леопольда II.Для тех, кто знает, что свободные средства на возведение общественных сооружений появились у Леопольда вовсе не неожиданно, а благодаря тому, как управляемое им «серо-желтое пятнышко» развернулось в Конго, понятна трагическая ирония, с какой Зебальд писал о безграничном оптимизме бельгийских граждан и покровительстве их короля неудержимо набиравшему силу прогрессу. С 1884 по 1915 год население Конго, которым Леопольд до 1908 года владел как частное лицо, сократилось с тридцати до пятнадцати миллионов человек, зато объем каучука, собранного на конголезских плантациях, возрос в сотни раз. Термин «преступления против человечности» впервые появился в 1890 году в брошюре Джорджа Уильямса, осуждавшей зверства администрации Леопольда в Конго.
Спрос на каучук для промышленного производства резины принес бельгийскому королю неслыханное богатство. Часть его шла на строительство внушительных общественных сооружений. «Теперь он воспринимает столицу Бельгии с ее все более помпезными зданиями как надгробие над гекатомбой черных тел, ему кажется, что все прохожие на улицах несут в себе темную конголезскую тайну», – писал Зебальд о Джозефе Конраде949
, вернувшемся из Конго в Брюссель950. В череде помпезных сооружений времен позднего правления Леопольда II стоит и антверпенский вокзал. В «Аустерлице» рассказом героя романа об истории строительства этого здания Зебальд предваряет основной сюжет книги – попытки рассказчика восстановить историю гибели его матери, погибшей в нацистском концентрационном лагере Терезин. Геноцид – тема, связывающая две эти истории.Архитектурная риторика антверпенского вокзала лицемерно переключает внимание с «темной конголезской тайны» бельгийского процветания на культуру и исторические заслуги города Рубенса. Степень помпезности этой архитектуры пропорциональна глубине покрываемого ею национального позора.
Железнодорожный вокзал Санта Мариа Новелла
Подъезжая к столице Тосканы поездом, не представляешь, что, выйдя из вокзала Санта Мариа Новелла (
Местоположением вокзала предопределено архитектурное своеобразие проекта группы
В основе композиции вокзала
Плотина же – стоящее поперек потока главное здание вокзала длиной сто пятьдесят метров. Из него есть удобные выходы вперед, налево, направо. Но архитектурно обыгран лишь один, безусловно главный проход сквозь здание, лишь одно русло, а именно то, которое велит идти вперед, на площадь, на которой вы увидите напротив вокзала первую вертикаль, приветствующую вас во Флоренции, – колокольню монастыря Санта Мариа Новелла.
Потолки из молочного стекла, днем рассеивающие свет неба, ночью – светящиеся изнутри, – средство, с помощью которого Микелуччи убедит вас, что главное направление пассажиропотока – вперед, даже если вы этому призыву не последуете хотя бы просто потому, что вам надо повернуть налево или направо. Наклонная стеклянная грань в перекрытии перрона, протянутая от западного выхода в город до восточного, объединяет прибывших и под остекленным разрывом потолка напротив платформ № 9 и 10 ведет их вперед, к трем широким дверным проемам.